И Анор упокоился в толще вод.
Часть вторая
…Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени?
Глава 1
Город был до странности тесен.
Машина консула Земной Федерации – широченное темно-синее авто, сверкающее лаком и хромом, – могла проехать лишь по немногим его улицам. Большая часть Столицы, во всяком случае, тот ее район, где размещалось консульство Федерации, была доступна только для велосипедистов, рикш и малолитражек. И для пешеходов. Но иностранным представителям любого ранга местная традиция предписывала передвигаться на автомобиле; тем более – консулам, и тем более – консулу, явившемуся из несусветной дали, из глубин Вселенной. Машину же в распоряжение Елисеева предоставили почему-то только одну – вот это самое сияющее чудище, последнюю модель знаменитой фирмы «Мо». Хорошая машина… просто прекрасная. Но на ней не свернешь в сторону отпарадной магистрали, не заедешь в переулок, не увидишь того, что скрывается в темноватых проездах, ведущих от одного великолепного проспекта) к другому…
Вечер, наступая неторопливо, понемногу завладевал Столицей, и узкие высокие щели улиц, вспыхивая мягким золотистым светом фонарей, казалось, становились еще уже и выше, смыкались над ползущим автомобилем готическими кровлями, сплетались шпилями; а окна – круглые, квадратные, всевозможных форм и очертаний – смотрели удивленно на чужака, следили за ним стоглазым Аргусом. Но не желали ему зла. Просто недоумевали – как его занесло сюда?
Елисеев ехал во дворец Правителя. За рулем авто сидел второй помощник консула – самый молодой представитель Земной Федерации на Ауяне, Даниил Петрович Ольшес. На задних сиденьях размещались все остальные – первый помощник консула, секретарь консульства и социолог. Ольшес вел машину медленно, боясь зацепиться крылом за какое-нибудь архитектурное излишество, торчащее поперек тротуара и зачастую вылезающее на мостовую – портик, пышное парадное… и шипел сквозь зубы. Елисеев наблюдал за тем, как Даниил Петрович выворачивает руль, завидя очередное препятствие, и улыбался. Наконец, когда улица выровнялась и стала немного шире (подъезды ко дворцу загромождать запрещалось), Елисеев спросил:
Даниил Петрович, а почему, собственно, вы так злитесь? Неужели из-за плохой дороги?
– Нет, – усмехнулся второй помощник. – Это я еще не остыл после содержательной беседы. Как вам это нравится, – сердито продолжил он, слегка обернувшись назад и как бы приглашая всех сидящих в машине разделить его возмущение, – они что, за дураков нас считают? Если я не оброс бородой – значит, можно ко мне лезть с такими предложениями? И ведь аргументы каковы! Вам, дескать, еще ждать и ждать повышения, а мы бы вас, дорогой гость, своими мерами возвысили, только согласие дайте!
Елисеев тихонько засмеялся. Да, здесь скучать не приходится…
– Даниил Петрович, – сказал он, – ну что вы, в самом деле! Будто не знаете, что вы не первый, к кому обращаются с такой оригинальной идеей.
– Мне от этого не легче, – буркнул Ольшес. – И вообще этот Гилакс меня раздражает. Не нравится он мне, и все.
– Кстати, – подал голос первый помощник, – вам не кажется, Адриан Станиславович, что затевается нечто, имеющее к нам прямое отношение? Вчера Гилакс вел речь на ту же тему со мной, позавчера – с Хедденом. У меня сложилось впечатление, что он торопится, даже слишком торопится найти среди нас… не скажу – сообщника, скорее слабое звено. А?
– Похоже, – подумав, согласился Елисеев Но зачем?
– Ну вот, – сказал Росинский. – И сразу – зачем. Откуда я могу знать? Я просто имел в виду, что сегодня на приеме нужно быть повнимательнее. Вдруг что-то высветится? Вдруг мы сможем сделать какие-то выводы?
– Возможно, возможно, – откликнулся консул. Хедден и Корсильяс промолчали.
Дворец, охватывающий площадь изысканным полукругом, сиял. Огни взбегали от подножия здания к башенкам и шпилям; окна, распахнутые настежь, выбрасывали пучки света в вечерний сумрак, – и шум начинающегося бала разносился над смолкнувшей Столицей. Двое полицейских на мотороллерах встретили машину консула у выезда на площадь и проводили до парадного подъезда дворца. Отчаянно свистя, они разогнали автомашины частных лиц, и консул получил возможность приблизиться ко дворцу с необходимой по местным требованиям торжественностью.
Как обычно, у входа представителей Земной Федерации встречал господин Гилакс – в парадном мундире, важный и неприступный. В должностных функциях этого наглого молодого господина земляне до сих пор толком не разобрались, – во всяком случае, он, видимо, представлял собой нечто среднее между министром внутренних дел и начальником дворцовой охраны. Но, несмотря на внушительную внешность, Гилакс, кажется, не пользовался особым влиянием в свите нынешнего Правителя. Может быть, просто потому, что был еще слишком молод. А может быть, и по другим причинам.
– Высокочтимый Правитель Тофета, господин Сапт, ждет гостей, – громко объявил Гилакс, и вокруг машины консула в то же мгновение замельтешили ливреи – с десяток лиц внутренней охраны, старательно изображавших из себя лакеев, раскрыли дверцы машины, поддерживали землян под локотки, ведя их к распахнутым дверям… Елисеев достаточно спокойно относился к манерам тофетцев, но молодых сотрудников – особенно Хеддена – эта суета изрядно раздражала. Тем не менее земляне проследовали во дворец, храня на лицах выражение радости и благодарности, – не всякого встречают так у этого порога.
Вечер шел своим чередом. Толпа переливалась из одного зала в другой, шелестели нарядные платья дам, позвякивали ордена высокопоставленных лиц, музыка гремела беспрерывно, – в общем, ничего нового. Елисеева наконец оставили в покое – официальная часть закончилась, а во время танцев даже самые заядлые политики Тофета предпочитали общество дам обществу любого консула, будь он консулом самого Господа Бога.
Елисеев отошел в сторонку, прислонился к огромной пальме, растущей как бы прямо из пола (весь центральный зал был обсажен по периметру пальмами и декоративными кустами), и наблюдал за веселящейся толпой, обдумывая намек, сделанный первым министром с полчаса назад. Намек был прозрачен и в то же время туманен. Министр заявил консулу: «Я полагаю, мы все же договоримся. Тем более – ждать недолго». Что могли означать эти слова? Ну, насчет «договоримся» Елисеев не сомневался;