других пациентов, ждавших своей очереди в полутемном зале. Судьба сыграла с ними злую шутку: в рождественскую ночь здесь были лишь супружеские пары с детьми на руках. Родители, которые получили на праздник вместо подарков раны, вирусы и инфекции.
Сзади послышались шаги.
Медсестра.
Касдан ринулся ей навстречу, протягивая трехцветное удостоверение:
— Мой напарник ранен.
— Мы не можем принять вас без очереди. Вам следовало обратиться в Отель-Дье.
— Он истекает кровью! Позовите врача. Я сам с ним объяснюсь.
Женщина ушла.
В зале никто не осмеливался пошевелиться. Касдан всей кожей чувствовал, как его грубость и злость нарушают покой этого скорбного места.
Подошли трое мужчин в белых халатах. Двое толкали перед собой каталку. Касдан вернулся в зал ожидания и осторожно приподнял теряющего сознание Волокина. На площади в Женвилье он перетянул ему верхнюю часть ноги своим ремнем. Подобрал его «глок». Дети исчезли. Касдан поддерживал напарника по пути к машине. Они доехали до Порт-де-Клиньянкур, поднялись до бульвара Рошешуар и остановились перед первой же попавшейся больницей: Ларибуазьер на бульваре Мажента. Всю дорогу Касдан говорил не смолкая, чтобы не дать Волокину забыться.
— Что случилось?
— На нас напали, — ответил он. — Мы патрулировали улицы.
— Идемте в смотровую.
Медбратья уложили Волокина на каталку. Касдан увидел залитую кровью раненую ногу. Врач повернулся и пошел по коридору следом за каталкой.
Касдан не отставал от них.
— Это опасно?
— Сейчас посмотрим.
Снедавшее его беспокойство приутихло. Они попали в руки профессионалов. На территорию знания, оборудования, переливаний. Но часть его мозга отмечала тоску подземного перехода, нездоровую атмосферу этого места. Каталка скрипела. Было душно и жарко. Воздух провонял эфиром.
Они оказались в белой, залитой светом комнате. Каталки, хромированные инструменты, выключенные приборы со свернутыми проводами, разбросанные в беспорядке, словно на складе медицинского оборудования.
Волокина положили на стол, покрытый зеленой бумагой. Он так и не пришел в себя. Две медсестры отрезали пропитанную кровью штанину. Сняли жгут. Третья уже стянула руку Волокина манжетой тонометра.
Врач быстро обследовал рану и поднял глаза на Касдана:
— С прививками у него все в порядке?
— Понятия не имею.
Касдан подумал, что дети-убийцы, скорее всего, пользовались чистым оружием. Нож старый, но вряд ли он был ржавым или грязным. Каждый акт насилия был тесно связан с культом Ханса Вернера Хартманна. Но как объяснить все это врачу?
Тот сказал медсестрам:
— О'кей. Антистолбнячный гамма-глобулин. Успокоительное, потом анестезия. Переходим в операционную.
Касдан с беспокойством наблюдал за их манипуляциями. Его мозг разрывали обрывки воспоминаний. Он думал о жене, о венах на ее голом черепе, о невнятном голосе, едва слышном в полумраке ее последней палаты. О сыне, которого он в три года отвез в отделение «Скорой помощи» с симптомами менингита. О себе самом, так часто поступавшем в приемный покой больницы Святой Анны в качестве заключенного, когда у него отбирали пистолет, пояс и шнурки от ботинок, чтобы не наделал «глупостей». Разум, содержащийся под стражей.
— Все обойдется.
— Простите?
Врач стоял перед ним. Хирургическая лампа отбрасывала на них беспощадный свет. Тысячи стеклянных фасеток, словно чудовищный глаз белой мухи.
— Все обойдется, — повторил врач. — Лезвие скользнуло по мышце. Ни одна жизненно важная зона не затронута. Но придется извлечь кусок лезвия, застрявший в теле. Он потерял много крови. У вас какая группа крови?
— А плюс.
— Мы возьмем у вас немного. Для вашего напарника.
— Без проблем.
Касдан стянул куртку и сел в углу зала. Одна из медсестер уже закатывала ему рукав. Интерн еще раз осмотрел тело раненого и обернулся к армянину:
— Расскажите подробнее о нападении.
Касдан ответил не сразу, наблюдая, как его кровь стекает по трубке. Темная. Тяжелая. Угрожающая. «Из меня вытекает жизнь», — подумал он, потом посмотрел на врача:
— Все произошло очень быстро. Мы были в Женвилье на задании.
— Посреди ночи?
— Вам по секундам расписать?
— Мне придется сообщить…
Медсестра унесла свои пробирки. Касдан согнул руку. Этот врач уже действовал ему на нервы.
— Делайте что хотите, — сказал он, — только вытащите лезвие у него из ноги!
— Держите себя в руках. Мне понадобятся ваши фамилии и регистрационные номера.
— Вы оперировать его будете или как?
— Через пару минут. А пока я хотел бы услышать вашу версию событий. Мы вместе составим…
— Касдан.
Это сказал Волокин, уставившись в потолок. Армянин встал и уже спокойнее попросил интерна:
— Можете на минутку оставить нас одних?
Тот вздохнул, знаком предложив медсестрам выйти.
— У вас одна минута. Потом нам пора в операционную.
Касдан сдвинулся с места. Врач удержал его за руку и спросил, понизив голос:
— Скажите, ваш напарник…
— Что?
— Вы ведь в курсе, что он законченный наркоман?
— Он завязал.
— Значит, совсем недавно, потому что следы от уколов…
Не договорив, он махнул рукой, словно хотел сказать: «следы что надо».
— Я же сказал: он в завязке, ясно?
Врач шагнул назад и оглядел Касдана во всей его красе. Почти седой, промокший, отсыревший шарф вокруг шеи. Интерн растерянно улыбнулся. В сопровождении медсестер он вышел за дверь.
Касдан подошел к Волокину. Было страшно и жарко, а в этом отделении ему становилось все хуже. Как будто хаос смотровой проник ему в кровь и привел в смятение его собственные клетки. Он выдавил из себя улыбку:
— Тебе сейчас перельют кровь, сынок. — Он сжал его плечо. — Добрую пинту армянской крови. Это поставит тебя на ноги.
Волокин улыбнулся. Бледной улыбкой, не способной скрыть его тревогу.
— Дети… Вы поняли, они играли с нами.
— Ты мне уже говорил. Не нервничай.
— Тот, что меня ударил, произнес одно слово. Кажется, по-немецки. «Gefangen» или «gefenden». Узнайте, что это может значить…
