неграми, тащившими их, отправился к поселку ЦААК. Старшего Бёма я оставил в руках того психа. Ван Доттен удрал. Я добрался до своего грузовика и покатил в Мбаики, увозя тело малыша. История вышла отвратительная, и я мечтал, чтобы лес сожрал чокнутого врача вместе со всем этим кошмаром.
Вот так и получилось, что в ту ужасную ночь Бём, Кифер и ван Доттен помимо своей воли продали душу дьяволу. Раньше я даже не представлял себе, что этим трио может дирижировать кто-то четвертый. С августовской ночи 1977 года трое белых оказались под неусыпным надзором. Титановая капсула, вшитая в тело Макса Бёма, теперь обрела смысл: это было доказательство — своего рода «автограф» доктора, предмет, подтверждающий совершение преступления и позволяющий хирургу держать в своей власти Бёма, а через него и двух остальных.
— Я знаю, Кифер, что было дальше, — произнес я. — Мдиае во всем сознался. Ты продиктовал ему текст отчета о вскрытии и поехал с телом мальчика в Банги. Что произошло там?
— Я наплел Бокассе какую-то чушь. Сказал, что на нас напала горилла, что она убила молодого Бёма, а старый Бём уехал на родину через Браззавиль. Это выглядело подозрительно, но Бокассе было плевать. Его тогда волновало только одно: что мы нашли алмазы. Оставалось всего три месяца до его коронации. Он везде искал камни. Для своей «императорской короны». В строжайшем секрете в джунгли тут же снарядили геологическую партию. Я руководил строительством. Уже в начале октября мы нашли потрясающие камни. Их сразу отправили на огранку в Антверпен.
— А когда ты снова встретился с Бёмом?
— Через полтора года, в январе семьдесят седьмого, в Банги. Я не поверил своим глазам. Старина Макс ужасно похудел. Он двигался медленно, осторожно. И волосы стали еще белее, чем раньше. Мы нашли тихий уголок на берегу Убанги и сели поговорить. В городе было неспокойно: уже вовсю начались студенческие демонстрации.
— Что сказал тебе Бём?
— Он предложил одно дело, самое странное из тех, что мне когда-либо предлагали. Вот что вкратце он мне сказал: «Кифер, Бокассе скоро конец. Его смещение — вопрос нескольких недель. Никто, кроме меня и тебя, не знает истинных возможностей ЦАГПО. Ты руководишь прииском. Ты следишь за работниками и контролируешь добычу. Мы-то с тобой знаем, как все устроено там, в джунглях, правда? Ничто тебе не помешает припрятывать самые хорошие камни. Никто не приедет проверять, что на самом деле достают из болота». Ты представляешь, парень: Бём, этот африканский праведник, предлагал мне сбывать алмазы налево. Ничего не скажешь, та «операция» в корне его изменила. Ну вот, дальше он сказал: «Для меня с Африкой покончено. Я не хочу сюда возвращаться. Никогда. Но я могу получать твои камни в Европе и продавать их в Антверпене. Как тебе это?» Я стал думать. Контрабанда алмазов — дело соблазнительное, особенно при моей работе: сидишь сутками в дерьме да только и смотришь, как богатство уплывает в чужие руки. И все же я знал, что придется рисковать. Я спросил: «А курьеры, Бём? Кто станет перевозить алмазы?» Бём мне ответил: «Вот в этом-то и суть, Кифер. У меня есть курьеры. Такие, которых никто никогда не выследит и не арестует. Курьеры, не нуждающиеся ни в самолетах, ни в кораблях, ни в каком- либо другом транспортном средстве. Им не надо проходить ни таможню, ни паспортный контроль». Я лишь молча смотрел на него. Тогда он предложил мне поехать на запад, в Байангу, чтобы познакомить меня с «перевозчиками». Там, в долине, мы увидели тысячи аистов, собиравшихся улетать в Европу. Швейцарец дал мне свой бинокль и показал мне одну птицу с кольцом на лапке. Бём мне сказал: «Кифер, я занимаюсь аистами вот уже двадцать лет. Когда они в марте возвращаются в Европу, я встречаю их, кормлю, кольцую их птенцов. Двадцать лет я изучаю маршруты их перелета, циклы их жизни и еще множество подобных вещей. Я увлекаюсь этим с самого детства. А теперь мои занятия могут принести нам выгоду, да такую, что никому и не снилась. Посмотри на эту птицу».
И он показал мне окольцованного аиста. «Представь себе, что я спрячу у него в колечке один или несколько сырых алмазов. Что произойдет? Через два месяца алмазы окажутся в Европе, в специально подготовленном гнезде. Это абсолютно верный расчет. Аисты каждый год непременно возвращаются в одно и то же гнездо. Если применить этот метод ко всем окольцованным аистам, можно без проблем переправлять тысячи драгоценных камней. Весной я разыщу наших аистов и заберу у них алмазы. Останется только поехать в Антверпен и продать камни».
Так проект швейцарца стал вдруг вполне конкретным. Я спросил: «У меня-то какая будет роль?» Бём ответил: «Во время сезона добычи ты забираешь себе самые лучшие камни. Потом едешь в Байангу и прячешь их в кольца на лапках аистов. Я дам тебе ружье и парализующие пули. Ты хороший стрелок, Кифер. Вся работа отнимет у тебя не больше двух недель. Каждый год будешь получать по десять тысяч долларов». Сущие крохи по сравнению с тем, какой доход могла принести эта комбинация. Но швейцарец объяснил мне, что он в деле не один. Тогда я понял, что в действительности затевается.
План разработали другие люди. Идея принадлежала тому гнусному лекарю из джунглей. Мы были у него в руках, и он мог заставить нас наладить эту контрабанду. Точно такой же канал в то же самое время создавался в Южной Африке, только там мою роль играл ван Доттен. Я согласился войти в дело. Что было дальше, тебе известно, Эксперимент с алмазами прошел блестяще. Каждый год я привязывал к лапам аистов примерно тысячу камешков. Моя доля перечислялась на номерной счет в швейцарском банке. Схема работала исправно, как на востоке, так и на западе. До апреля нынешнего года…
Кифер смолк. Его губы издали какой-то чмокающий звук, а тело судорожно изогнулось, словно от внутренней боли. Кифер откинулся на подушки, потом снизу вверх скользнул по мне взглядом из глубины запавших глазниц.
— Извини, малыш. Мне пора приложиться к бутылочке.
Кифер взял с маленького столика шприц и один из флаконов и достал ампулу с дозой морфина. Несколькими движениями он наполнил шприц. Руки его не дрожали. Он взял полоску коричневатой резины, вытянул левую руку и задрал рукав. Его рука была сплошь усыпана темными бугристыми пятнами, похожими на засохшую кровь: они были словно причудливая группа островов в море молочного цвета. Кифер умело наложил жгут, зажав шприц между губами. Вены быстро вздулись. Кифер ощупал их кончиком иголки в поисках подходящего места для укола. И резко вонзил иглу. Под действием препарата он скорчился и замер. Луч света упал на его белесоватый лысый череп, напоминавший блестящий валун. Под кожей чуть заметно сокращались суставы. Текли секунды. Потом Кифер обмяк. Наркотик подействовал, и старик, издав глухой смешок, откинулся в тень полога.
Я напряженно размышлял над последними словами чеха. Да, я знал, что произошло потом. В апреле этого года аисты с востока не вернулись в Европу. Бём запаниковал и снарядил на поиски двух своих подручных. Те проследовали по маршруту перелета, но ничего не обнаружили. Они только убили Иддо — единственного, кто мог дать им какую-либо информацию. Позже Максу Бёму пришла мысль отправить меня в такое же путешествие, послав по моему следу двух болгар и поручив им убрать меня, если я стану проявлять «излишнее любопытство». Таким образом, он вынес мне приговор, все же надеясь на то, что я раздобуду хоть какие-то сведения об аистах. Между тем главный вопрос так и остался неразрешенным: почему именно я? Может, Кифер смог бы на него ответить. Словно прочитав мои мысли, чех сам спросил меня:
— А ты-то, малыш, с какой стати отправился вслед за птицами?
— Я действовал по приказу Бёма.
— По приказу…
Кифер залился мрачным, хлюпающим смехом: из его рта вылетали еле слышные жуткие звуки, и на рубашку струйками стекала черноватая слюна. Он повторял:
— По приказу Бёма… по приказу Бёма…
Я повысил голос, чтобы заглушить его бульканье:
— Не знаю, почему он выбрал меня, ведь я ничего не смыслю в орнитологии и, главное, не имею отношения к вашей системе. Но получается, что Бём натравил меня именно на вас, как собаку, в непонятной мне смертельной игре.
Кифер вздохнул:
— Теперь это уже не важно. В любом случае с нами все было кончено.
— Кончено?
— Бём-то умер, сынок. А без него все развалилось. Только ему были известны все гнезда, все номера. Он унес с собой в могилу эту схему. И нас вместе с ней. Потому что мы стали не нужны, а знаем
