встречал такого такта, с каким она умела выходить из самого неловкого положения. Вот и сейчас — выкрутилась как ни в чем не бывало.
Андрей наклонился, взял горсть снега, начал скатывать снежок, студя руки.
— Ну, как ты живешь? — спросил он так, будто спрашивал: «Ну, с кем ты теперь живешь?»
Она сразу же стала покорно отвечать, не увиливая, не переводя разговор на другую тему. Ответив, молча ждала следующего вопроса. Эта робкая покорность, такая несвойственная прежней Рите, портила его торжество.
Упреки, которые он мечтал высказать, не принесли бы ему сейчас никакого удовлетворения.
— Между прочим, у тебя не было неприятности оттого, что я позвонил? — безжалостно спросил он.
Она пожала плечами. Ну была, какая разница. Пусть это его не беспокоит.
Кто бы мог подумать, что им придется прятаться и скрывать свои отношения!
Он полагал, что годы стерли его обиду. Во время войны она написала ему, что сошлась с одним полковником и у нее родилась дочь. Потом, лежа в госпитале, Андрей узнал о том, что полковник погиб в бою. Охваченный жалостью, Андрей выслал ей аттестат, она дружески-печально поблагодарила его. За месяц до его демобилизации Рита вернула аттестат с коротким письмом.
Она сообщила о своем втором замужестве. Писала, что выходит за человека, который будет заботиться о ее дочери. Там были такие строчки: «…Я не вправе ждать тебя. Пойми, я всегда буду чувствовать себя виноватой. Как бы ты ни относился ко мне, между нами все время будет это. И потом, я устала жить одна. А он меня не может ни в чем упрекнуть».
Письмо пришло с Урала, оно было месячной давности и без обратного адреса. Андрей не оправдывал, не обвинял, он сделал все, чтобы забыть, прочно и навсегда.
Оказывается, не сумел забыть!
Рита не защищалась. Она робко держала его руку, и мелкие капли талых снежинок сверкали на спутанных нитях ее светлых волос.
— Вот как оно получилось, — говорила она. — А все могло быть иначе.
Нам не хватило с тобой одного месяца. Я почему-то капризничала. Помнишь, ты взял билеты на «Красный мак», а я не пошла. Сколько таких вечеров у нас пропало из-за меня!
— А в мае ты поехала на неделю к тетке. Что тебе надо было у тетки?
— Я хотела проверить тебя… И себя. Мне всегда казалось, что ты — просто так. Что ты не любишь по-настоящему.
— Это я не любил тебя?! — воскликнул он, вставая и отбрасывая ее руки.
— Но ты всегда был такой… Ты даже ни разу не поцеловал меня как следует. Помнишь, когда мы поехали за город…
— Замолчи! Неужели ты не понимала? Я боялся оскорбить тебя.
— Теперь я все понимаю, Андрей. Понадобилось уйму пережить, чтобы понять… У тебя ничего не осталось, кроме горечи, а у меня… — Она грустно усмехнулась. — Ну что ж, ты, конечно, можешь наслаждаться своей правотой, у тебя сегодня праздник. А мне… Я виновата перед тобой. Чем я могу оправдаться?.. Единственное, что я могла, это прийти и сказать. Видишь, я пришла…
Из всего того, что они говорили, эти слова потрясли Андрея сильнее всего. Рита пришла — пришла, готовая ко всему обидному, что ожидало ее.
Пришла не защищаться, не оправдываться, а вознаградить его даже ценой своего унижения.
Она сидела замерзшая, боясь посмотреть на него. Тихонько, стараясь не привлечь его внимания, она постукивала одной ногой другую.
— Ты на коньках еще катаешься? — робко спросила она. Не отвечая, он шагал перед скамейкой взад и вперед.
— Тогда ты тоже так ходил, сунув руки в карманы, — сказала Рита, — только тогда ты говорил, а я слушала.
— Замолчи.
— Андрей, — неожиданная боль зазвенела в ее голосе, — неужели ты не понимаешь… Я все помню, все… Это единственно хорошее, что у меня есть!
— Замолчи! — еще громче сказал он.
Она вздрогнула, подняла голову, напряженно ловя его взгляд.
— Ты… ты мог бы еще любить меня? — Она поднялась, подбежала к нему на негнущихся, замерзших ногах, вцепилась в плечи. — Ты любишь, любишь, любишь!.. — смеясь и плача, повторяла она.
Сжав ее голову обеими руками, он посмотрел ей в глаза. Ожидание счастья в них доходило до страдания. Лицо его вдруг дрогнуло, сморщилось, он быстро наклонился, поцеловал ее в холодную соленую щеку, потом еще и еще и, зажмурясь, крепко прижал ее голову к груди.
Он боялся, он стыдился признаться. Он обнимал прежнюю Риту. Она шагнула из той довоенной весны прямо в эту зиму. Как будто они не расставались. Как будто она ждала его все эти годы, вот здесь, на этой аллее… Они словно продолжали тот неоконченный разговор.
Начиная с этого вечера они виделись все чаще. Рита встречала Андрея после работы, и они уезжали куда-нибудь на окраину. Особенно они любили старый парк в Сосновке. Бесчисленные лыжни петляли между редкими деревьями.
Толстый снег пригибал зеленые лапы сосен. От заката снег на вершинах становился красным, и этот веселый румянец удивительно шел к смолистому морозному воздуху, к высокому темнеющему небу. В лиловых сумерках горели желтые окна маленьких деревянных домов. Дома здесь были старые, с обломанными резными наличниками.
— Спой, — просил Андрей. Память хранила все ее песни. Бывало, Виктор играет на гитаре, а она, закрыв глаза, поет самозабвенно.
Сейчас она пела для него одного. Голос ее окреп, приобрел глубину.
Низкий, грудной, что называется хватающий за душу, он дурманил Андрея.
Она пела полузабытые старые песни. Казалось, они были созданы для этого леса, для них двоих.
Он стоял за ее спиной, обнимая ее. Руки его чувствовали сквозь пальто, как дрожит голос в ее груди. Он уже не понимал, пела она, или шептала ему на ухо, или звуки сами возникали в воздухе вместе с летящим снегом.
Рита умолкала, и ему становилось грустно. Он вспоминал, что им надо расстаться. Еще час, и она уйдет.
Неслышно падал снег. Андрей бережно отряхивал снег с ее плеч, ее волос, — в сумерках на ней все казалось белым, только зрачки, черные, блестящие, не мог запорошить снег.
Кроме как на улицах, встречаться им было негде. Заходить домой к Андрею Рита не хотела. Андрей жил с отцом и сестрой. Перед самой войной, когда Николая Павловича Лобанова перевели в город, и Андрей переселился из общежития к родным, Рита часто бывала у них. С Катей, сестрой Андрея, она подружилась. И Николай Павлович хорошо знал Риту. Она не могла представить себе сейчас, как это она скажет Николаю Павловичу про свое замужество. Зачем же она тогда ходит к Андрею? А перед Катей совсем неудобно. У Кати дочь, семья, и, как каждая замужняя женщина, она будет осуждать и Риту и брата.
— Как поживает Катя? — спрашивала Рита.
Андрей пожимал плечами: живет нормально. Муж у нее вроде хороший, этакий добродушный тюфяк, дочку обожает.
