сам в бою!
...Вражеский «ас» теперь переживает. Вот когда экипажем его овладевает острое чувство страха перед возмездием...
У Бывалова преимущество в высоте и скорости, он летчик—виртуоз. Сейчас он мог бы наверняка поразить нарушителя.
«Эх, черт!» — багровея, усилием воли комэск сдерживает себя. Он обязан не сбивать, а заставить сдаться, вынудить к посадке этого нахального непрошеного гостя.
А как будет вести себя нарушитель? Откроет ли он огонь? Он может пойти на всякую провокацию, чтобы внезапным ударом покончить с истребителями, и безнаказанно уйти на запад.
Хорошо, что Бывалов с Кочкиным в паре. Приказав ведомому строго наблюдать за поведением противника, уничтожить его огнем в случае вооруженного сопротивления и попытки отбиться от истребителей, Бывалов, вися вплотную над врагом, дает ему понять, что он должен приземлиться.
Вражеский «ас», не отвечая, продолжает свой полет. Он, видимо, понимает, что истребители не будут стрелять по нему без крайней необходимости, стремится выиграть время и, приблизившись к границе, резким маневром уйти от преследования. Хитря, нарушитель маневрирует пока по горизонту.
Затем, резко снижаясь, он стал уходить в облака, В работе радиолокатором одновременно произошла заминка. На несколько секунд считывание данных прекратилось. На экране индикатора, где только что довольно ясно были видны импульсы от цели, вдруг замелькало зарево всплесков.
— Цель в помехах!
Противник произвел массовый сброс радиомаскировки.
Продолжая уходить на запад, нарушитель вел быстрое снижение в массе облаков до их нижней кромки, чтобы полетом на малой высоте создать дополнительные трудности для радиолокаторов и преследовавших его истребителей.
Воздушная цель вот—вот выходила уже из зоны действия наблюдавшей за ней радиолокаторной станции, когда наземный штурман Савченко, правильно оценив обстановку, передал управление истребителями на соседний пункт наведения. Штурман этого пункта, внимательно наблюдавший за воздушной обстановкой и заранее подготовленный к выполнению такой задачи, стал уверенно осуществлять наведение истребителей.
Маневр врага, при всей его хитрости, не удался. Вскоре Бывалов, выйдя вперед, открыл заградительный огонь, и враг, поняв бессмысленность дальнейшего увиливания, вынужден был пойти на посадку.
Когда садились, сначала почти ничего нельзя было разобрать в ночной мгле. Но нот показались огни радиомаяков. Затем впереди внизу мелькнула одна красная точка, потом вторая, третья... Вот уже сел враг. Бывалов выровнял свою машину, и через несколько секунд она уже бежала по бетону навстречу ветру и друзьям. Вслед за ним мастерски приземлился ведомый, старший лейтенант Кочкин.
Боевое задание выполнено. Враг не прошел.
...Поутру небо сверкало чистой голубизной. Ярко светило солнце. Люди трудились и радовались миру.
В.БЕЛЯЕВ
НА ХОЛМАХ ПЕРЕМЫШЛЯ
Хотя польско—советская граница после окончания Великой Отечественной войны несколько передвинута на восток, можно и сегодня, особенно в ясный день, увидеть с советской территории башни одного из самых старых червенскнх городов — Перемышля.
Мы сидим поблизости Перемышля, около новой границы, на развалинах старого австрийского форта, с подполковником пограничных войск Александром Тарасенковым. На висках у Тарасенкова густо пробивается седина, его сухощавое лицо у голубых глаз прорезывают морщинки. А четыре ордена Красной Звезды и боевые медали, украшающие грудь офицера, наглядно подсказывают нам, что по пути войны он прошел честно, не щадя ни сил ни своей крови для того, чтобы помочь великой Победе. Честный боевой путь Александра Тарасенкова начинался как раз на узких улицах Перемышля, где служил он политруком пограничной комендатуры, расположенной в самом центре старинного города, на его набережной, откуда открывался отличный вид на Засанье, занятое гитлеровскими войсками.
Вечером двадцать первого июня Александр Тарасенков сдал дежурство по комендатуре и вышел на улицу. За несколько минут до сдачи дежурства,— это Тарасенков запомнил точно,— советские пограничники пропустили, а немецкие приняли на свою сторону товарный поезд, нагруженный строевым лесом. Он отправлялся в Германию из Советского Союза согласно договора о взаимных поставках. Тарасенков слышал, как поезд прогрохотал по железнодорожному мосту через Сан и, обогнув Винную гору в Засанье, или, как его называли тогда, в «немецком Перемышле», весело аукнулся паровозным гудком перед станцией Журавица. Разве могла предполагать железнодорожная бригада последнего советского поезда, пересекавшего в сторону Запада линию границы, каким трагическим в жизни каждого ее участника будет этот рейс?
Принявшие поезд немецкие пограничники были, как и всегда, сдержанны и очень педантичны при досмотре. Решительно ничто в их поведении не предвещало заранее спланированного и подготовленного их правительством вероломства.
Они досматривали поезд с такой же тщательностью, с какой несколькими днями раньше гробы с останками немецких солдат, погибших в боях с польскими войсками под Перемышлем в сентябре 1939 года. Трупы немецких солдат были зарыты на советской стороне. После дипломатических переговоров они были переправлены в Германию. Затевая дипломатические переговоры, а затем всю эту канитель с перевозкой гробов накануне вторжения, гитлеровское правительство заботилось не столько о загробных удобствах своих солдат, сколько о том, чтобы усыпить бдительность советских людей.
Идя от комендатуры по набережной к себе домой, политрук Тарасенков заметил в толпе гуляющих на противоположном, немецком берегу Сана двух гитлеровских военных. Они вышли из Кляшторной улицы к Сану и повернули направо, к набережной Костюшко. Подбородки их были подняты высоко, они, размахивая лениво стеками, глядели из—под лакированных козырьков фуражек —поверх встречных прохожих, и те, зная, что с фашистами шутить опасно, давали гитлеровцам дорогу.
Тарасенков напряг зрение и различил на погонах у гитлеровцев генеральские галуны. У разрушенного гужевого моста они остановились, и генерал повыше, озираясь, стал объяснять что—то своему спутнику, указывая стеком на дома советской стороны. Но вдруг взгляд низенького полного генерала скрестился со взглядом политрука Александра Тарасенкова. Он тронул за локоть своего высокого чичероне, и оба они пошли дальше, минуя разрушенный мост, все тем же ленивым, прогулочным шагом...
Много раз впоследствии вспоминал пограничник Тарасенков эту случайно увиденную им сцену прямой генеральской рекогносцировки. Принимая под свое «командование» пленных в Сталинграде генералов армии фельдмаршала Паулюса, он долго рассматривал лицо каждого из них, надеясь опознать тех двух, уже накануне вторжения отлично посвященных в «план Барбаросса», чтобы напомнить им, как прикидывали они, где бы лучше перебросить через Сан части первого удара...
В то время, когда генералы удалялись, сливаясь с прохожими, навстречу Тарасенкову попался офицер из штаба пограничной части старший лейтенант Паливода. Все пограничники любили этого веселого, общительного офицера с волевым, загорелым лицом.
— Сдали дежурство, Александр Алексеевич? — спросил Паливода у Тарасенкова, крепко пожимая руку политрука.
— Умаялся! — признался Тарасенков.— Женский штурм пришлось выдержать!
— Какой такой «женский штурм»? — не понял Паливода.
— Да на завтра назначен слет женщин всего отряда. Со всех застав жены съехались в Перемышль...
