– Что это ты выдумал? – вскинула брови Анна. – Я согласна прыгнуть за тобой в бездну и вскарабкаться на спину дикому слону, но в музей ты меня не затащишь никакими силками.
Николай перевел взгляд на Линькова и пожал плечами.
– Вот так всегда, – проговорил он с досадой. – А потом она жалуется, что я никуда ее с собой не беру.
– Когда я говорю так, то имею в виду совсем другое, и ты это знаешь, – сказала Анна.
Гумилев смутился, но в эту секунду старый товарищ пришел ему на помощь.
– Анна Андреевна, я сегодня устроил себе выходной, – сказал он. – Решил погулять по городу. И если вы и ваш супруг согласны, буду рад совершить эту прогулку вместе с вами.
– В самом деле? – оживился Николай.
– Конечно.
Гумилев перевел взгляд на жену.
– Аня, как тебе такое предложение?
Анна посмотрела на мужа и чуть прищурила серые глаза:
– И ты действительно не против?
– Конечно! – заверил ее Гумилев. – Мы приехали в Париж за удовольствиями. Вот и бери их. И потом, должен же кто-то показать тебе Париж! – Гумилев перевел насмешливый взгляд на Линькова. – Смотри, Андрей, поручаю тебе свою жену и надеюсь, что ты вернешь мне ее в целости и сохранности.
– Я позабочусь о том, чтобы она не скучала, – пообещал Линьков. – Клянусь честью офицера и охотника на львов!
Мужчины засмеялись.
– Честное слово, жаль, что ты стал дельцом! – весело проговорил Гумилев. – Ну, да это жизнь. Встретимся вечером!
Он поднялся из-за стола, поцеловал Анну в щеку, пожал Линькову руку и стремительно зашагал к выходу.
2
Линьков проводил его взглядом до двери и повернулся к Анне.
– Неугомонная натура, – сказал он.
– О да, – улыбнулась Анна.
Несколько секунд они молчали. Анна осторожно разулась под столом. Туфли были новые и жали неимоверно. Разувшись, она облегченно вздохнула. Восприняв это как сигнал к началу беседы, Линьков сказал:
– Париж – прекрасный город. И он совершенно не похож на Петербург.
– Я еще не успела как следует с ним ознакомиться, – сказала Анна. – Но думаю, что с вашей помощью я… – Внезапно она осеклась и пристально посмотрела на что-то за спиной у Линькова. – Андрей Иванович, – снова заговорила она, слегка понизив голос, – вы не знаете, что за странные мужчины сидят за дальним столиком?
Линьков повернул голову и, не смущаясь, взглянул на трех молодых людей, распивающих вино в самом темном углу кафе.
– Это художники, – сказал он.
– Художники, – тихим эхом отозвалась Анна. – Я в Париже уже несколько дней, но художников вижу впервые.
Линьков пожал плечами:
– Это странно, поскольку здесь они встречаются на каждом шагу. Некоторые из них известны, но в основном это шантрапа всех национальностей. Вон тот, маленький, с черными пронзительными глазами, самый знаменитый. В Париже его любят и ценят, а его картины неплохо продаются по всему миру.
– Как его зовут?
– Пабло Пикассо.
– Я о нем слышала. А тот, что рядом с ним?
– Этот? – Линьков усмехнулся. – Утрилло. Горький пропойца. Рисует только парижские пейзажи. Забавный малый. Часто забывает подписывать картины, а потом, как проспится, не может с точностью сказать, какую из картин написал сам, а какую – его приятель из подворотни.
Анна поджала губы.
– Мне кажется, это страшно, – медленно проговорила она.
Линьков тут же стер улыбку с лица.
– Вы правы, – согласился он. – Эти ребята совсем себя не жалеют. Я слышал, что многие из них балуются кокаином и гашишем. Неудивительно, что реальность на их картинах распадается на части.
Анна чуть прищурила серые глаза и тихо поинтересовалась:
– А тот франт в желтом бархатном костюме и с красным бантом на шее?
Линьков взглянул на «франта».
– Этого не знаю, – сказал он. – Наверняка какой-нибудь бездарный мазила. Их много таскается за Пикассо.
– У него приятная внешность. Если бы не одежда…
– На Монмартре встречается множество подобных попугаев. Если хотите, можем прогуляться по Монмартру.
– Да, конечно. – Анна вдруг покраснела и отвела взгляд от группы молодых художников.
Линьков заметил ее смущение и вновь недовольно взглянул на группу художников. Парень в желтом костюме, о котором они только что говорили, неотрывно смотрел на Анну. Только сейчас Линьков разглядел, что, несмотря на идиотскую одежду, он был замечательно хорош собой. Смуглое лицо с правильными чертами, густые черные волосы, зачесанные назад, спокойный, доброжелательный взгляд. Он был похож на знатного аристократа, по какой-то странной прихоти напялившего на себя яркие лохмотья.
Вдруг мужчина в желтом костюме поднялся со стула и двинулся к их столу. Линьков нахмурился еще больше. Он знал, что эти чертовы художники, напившись вина, превращаются в настоящих буянов. Их не пугает даже полицейский участок. Ладно, пусть идет. Если позволит себе грубость, придется отвесить ему пару хороших тумаков.
Красавец остановился возле стола, поклонился Анне и сказал по-французски с легким итальянским акцентом:
– Мадам, позвольте вам сказать, что вы самая красивая женщина в Париже. Я художник и говорю это со знанием дела.
Анна взглянула на нечаянного собеседника с любопытством. Незаметно было, чтобы она смутилась. Негромкий голос художника казался горячим, походка – стремительной и летящей, лицо – спокойным, чистым и бесстрашным, как у ангела-воителя, низвергнувшего Люцифера в адскую пропасть.
– Мсье, если вы не заметили, дама здесь не одна, – грубо проговорил Линьков.
Художник на него даже не взглянул.
– Вы смотрели на меня, – снова заговорил он, обращаясь к Анне. – Прежде всего…
– Прежде всего, вы забыли представиться, – сказала Ахматова спокойно.
– В самом деле? – Мужчина смутился. – Иногда я бываю дьявольски неучтив. Но это не из-за невоспитанности, а по рассеянности. Меня зовут Амедео Модильяни. Я художник.
– И, конечно же, гениальный? – с усмешкой вопросил Линьков.
Модильяни скользнул взглядом по его лицу и небрежно проговорил:
– Полагаю, это вопрос риторический, и мне не нужно на него отвечать. – Он вновь перевел взгляд на Анну. – Мадам, я бы хотел написать ваш портрет с египетским убором на голове. Думаю, в одном из прошлых воплощений вы вполне могли быть женой египетского фараона. Это читается в вашем лице. И не только в лице. Эта длинная гордая шея, этот изящный, полный достоинства поворот головы… А в ваших северных глазах таится поистине южная страсть. Вы согласитесь мне позировать?
– Послушайте, вы… – зарокотал Линьков и стал угрожающе подниматься с места.
Анна положила ему руку на предплечье:
– Андрей Иванович, прошу вас, не надо затевать скандал.
Модильяни взглянул на бывшего поручика открытым, смелым взглядом.