– Эвона как, – завороженно проговорил целовальник. – И что было дальше?
Глеб хмыкнул:
– Дальше все было хорошо. Дальше я проснулся.
Назарий нахмурился и покачал головой.
– Сон твой и впрямь страшен, – тихо сказал он. – А мне сны вообще не снятся. Раньше я тревожился, но потом понял – лучше совсем никаких снов, чем такие, как бывают у тебя.
Целовальник сполоснул в ведре с водой второй оловянный стаканчик и принялся тщательно натирать его рушником.
– Что северные купцы? – поинтересовался он, меняя тему. – Купили твою свеклу?
Глеб оживился.
– Все купили, – ответил он. – И свеклу, и клубнику, и крыжовник. Золотом заплатили.
– Прибыльное, значит, дело – огородничество?
– Смотря что выращивать. Вот ты, например, знаешь, что такое огурец?
Назарий покачал головой:
– Нет.
– А скоро его во всех русских землях есть станут.
– Это вряд ли, – возразил целовальник. – Русский человек иноземную пакость в рот никогда не возьмет.
Глеб хотел высказаться, но вдруг замолчал и прислушался.
– Что это там за шум? – спросил он.
Прислушался и целовальник. С улицы доносились приглушенные голоса, и звучали они угрожающе. Целовальник нахмурился.
– Никак опять бродяги у кружала людей обирают, – с досадой проговорил он. – Совсем испаскудился народ. Ни богов, ни княжьей власти не страшится.
– Пойду посмотрю, – сказал Глеб.
Назарий посмотрел на него опасливо.
– Не ходил бы, – осторожно проронил он. – Бродяги нынче границ не знают, чуть что – за нож хватаются.
– Ничего. – Глеб поставил кружку на стол. – Посторожи мой сбитень.
Он слез со скамьи, поправил, откинув полу длинного плаща, ножны и зашагал к выходу.
На улице похолодало и свечерело. Черная, мокрая земля поблескивала в свете слюдяного фонаря. Снег в здешних местах и в январе был редкостью, а в марте его совсем не осталось. Глеб успел немного соскучиться по настоящим белым сугробам, серебрящимся в свете луны.
Чуть в стороне от кружала он увидел то, что ожидал. Трое здоровенных бродяг окружили богато одетого человека, который только что спешился с рослого вороного коня, и вымогали у него деньги.
Этап жалобного скулежа они уже миновали и теперь перешли к прямым угрозам. Глеб услышал, как странник приглушенно проговорил:
– Нету денег, мужики! Сварогом клянусь – нету!
Один из лиходеев ощерился.
– Чего ж тогда к карманам не пускаешь? Дай сами поглядим!
– Это мои карманы, – ответил путешественник, угрюмо глядя на бродягу. – И, кроме меня, туда никто руку не запустит.
– Карманы твои, – согласился другой верзила, еще выше прежнего, со смуглой разбойничьей физиономией. – А то, что в них, – наше. Кто по этой дороге идет, нам мзду платит. Плати и ты.
Глеб увидел, что двое из бродяг сунули правые руки в карманы залатанных кафтанов. Путешественник тоже, как бы невзначай, положил пальцы на рукоять сабли.
Поняв, что сейчас начнется кровавая драка, Глеб шагнул вперед и вышел из тени.
– Эй, вы! – грубо окликнул он бродяг. – Оставьте человека в покое!
Уличные громилы повернулись на голос и зыркнули на Глеба холодными глазищами.
– Не нарывайся, огородник, – сказал один из них, самый низкорослый и широкоплечий. – Этот мытарь – наша добыча.
– Иди поли свою репу, а в наши дела не суйся! – рявкнул другой.
Бродяги снова повернулись к мытарю.
– Так не дашь обыскать карманы? – спросил самый рослый из них.
Мытарь насупил брови и тихо ответил:
– Не дам.
– Ну, пеняй на себя. Мочи его, ребята!
Двое молодчиков выхватили из карманов раскладные ножи, а третий, самый низкий и широкоплечий, схватил огромной пятерней руку мытаря, лежащую на рукояти сабли, и крепко сжал ее.
Лезвие ножа чиркнуло путешественника по предплечью, он вскрикнул и шатнулся в сторону, но тут второй верзила саданул его ножом в бок. Но мытарю снова удалось увернуться. Лезвие ножа лишь распороло его кафтан и слегка прорезало кожу.
Мытарь выхватил из ножен саблю, но тут коренастый бродяга ударил его по запястью камнем, и сабля со звоном упала на мерзлый кругляш замощенной площадки.
Мытарь попятился и прижался спиной к стене кружала. Он стоял, тяжело дыша, придерживая рукой порезанный бок, и смотрел на окруживших его головорезов сверкающими глазами загнанного в ловушку зверя.
Решив, что самое время вмешаться, Глеб с лязгом выхватил меч из ножен и шагнул к бродягам. Движения его были быстрыми и точными. Первым же ударом он выбил нож из руки самого рослого бандита, затем ударил его ногой в колено и двинул в челюсть крестовиной меча. Верзила рухнул наземь.
Второй бродяга бросился на Глеба, но получил встречный удар голоменью меча в лоб и грохнулся в покрытую тонкой коркой льда лужу.
Увидев, что приятели повержены, коренастый головорез подхватил с земли саблю и приставил ее острие к горлу мытаря.
– Сделаешь еще шаг, перережу мытарю горло! – процедил он сквозь зубы, поглядывая на Глеба свирепыми глазами.
Глеб вложил меч в ножны, затем спокойно достал из заплечной кобуры ольстру и направил ее дуло бродяге в лоб.
– Давай, – просто сказал он. – Перережь ему горло, а я прострелю тебе башку.
Несколько секунд Глеб и коренастый разбойник смотрели друг другу в глаза. Затем негодяй усмехнулся и медленно опустил саблю.
– Положи ее на землю! – скомандовал Глеб, качнув стволом ольстры.
Бродяга подчинился.
– Теперь бери своих дружков за шиворот и тащи их отсюда прочь, – приказал Глеб. – И запомни: еще раз увижу вас возле кружала, убью.
Коренастый сделал все в точности, как велел Глеб, схватил бродяг за шиворот и одним рывком поставил их на ноги.
– Еще свидимся, огородник! – тихо, с едва заметной усмешкой, проговорил он и потащил дружков прочь.
Бродяги скрылись за углом.
Глеб сунул ольстру в кобуру и взглянул на мытаря. Тот уже поднял свою саблю. Кафтан на его правом боку промок от крови.
– Сильно они тебя? – спросил Глеб.
Мытарь мотнул головой:
– Нет. Ты вовремя подоспел. – Он вложил саблю в ножны и взглянул на Глеба: – Кто ты такой, негаданный защитник?
Глеб усмехнулся.
– Я светлый лучик в беспросветной тьме твоей жизни, мытарь. Идем в кружало. Нужно обработать твои царапины.