– И все.
Хлопуша вздохнул и повернулся к Глебу.
– Ты слышал это, Первоход? Кажется, Феникс, о котором ты говорил, оставил здесь свои следы.
Глеб не ответил. Он достал из кармана еще одну монетку, посмотрел на мужичка и спросил:
– Как думаешь, куда он мог податься?
– Ты про тощего хлыща?
– Да.
Мужичок посмотрел на монетку, которую Глеб сжимал в пальцах, и ответил:
– Пошел он на юг. А моя племянница Рында слыхала, как незадолго до драки с богатырем хлыщ рассказывал в кружечном доме про то, что некоторые куры в его селе так велики, что не могут пролезть в собачью будку. Якобы пошли те куры в рост после того, как в небе пронеслась хвостатая звезда.
– Вот оно что, – задумчиво протянул Глеб и крутанул монетку в пальцах так, чтобы она блеснула. – А не говорил ли тот хлыщ, как называется его село?
– Кажись, говорил.
– И как же?
Мужичок снова посмотрел на монетку, сглотнул слюну и ответил:
– Не то Клавиха, не то Клабиха. Точно не помню, а соврать боюсь.
– Что ж… ты много нам рассказал, друг. Вот тебе за сговорчивость.
И Глеб швырнул мужичку очередную монетку.
– Что, даже не остановимся пообедать? – изумился Хлопуша.
– Нет. Купим в лавке все, что нужно, и отправимся на восток. Если повезет, приедем в Кладиху еще до темноты.
– Так ты слышал про это село?
– Да. Несколько лет назад я проезжал его по дороге к Эльсинскому озеру.
– И что, там и впрямь такие огромные куры, как рассказывал доходяга? – оживился Хлопуша.
Глеб усмехнулся.
– Не знаю. Когда я там был, сельчане жили бедно, и взрослые курицы у них были мельче двухмесячного хлынского цыпленка. Но, как показывает опыт, с тех пор мир сильно переменился. И далеко не в лучшую сторону.
До развилки доехали быстро. В землю была вкопана толстая палка, к ней прибита широкая доска. А на той доске черной краской была намалевана надпись. Приглядевшись, Первоход увидел, что сделана она на славянской клинописи и на глаголице.
Хлопуша подъехал ближе и прочитал вслух то, что уже прочел за минуту до этого Глеб:
– «С. Кладиха. 5 верст. Ехать не надо – ибо сильно опасно».
Хлопуша повернулся к Глебу и сказал:
– Обычно такие доски вешают перед селами, которые поразила моровая болезнь.
– Да, я знаю, – отозвался Глеб, – но этих людей поразила не моровая болезнь.
Первоход замолчал, слегка привстал на стременах и зорко оглядел окрестность. Затем прислушался. Он не услышал ничего подозрительного, только гудел за спиною лес да ветер свистел над сухой, заросшей лебедою поляной.
Первоход вновь опустился в седло, глянул на детей падших богов и сказал:
– Тут написано, что до села Кладихи осталось пять верст и что ехать туда очень опасно. Не знаю, что там у них стряслось, но думаю, что доска эта не врет. Здесь хорошее место для ночлега. Разожгите костер, подкрепитесь вяленым мясом и ждите меня.
– Ты собрался ехать в Кладиху один? – удивленно спросила Зоряна.
– Да.
– Но ведь это настоящее самогубство. Нешто ты сам не понимаешь, ходок?
Толмач Рамон откинул с лица длинную, черную прядь волос, сдвинул изящные брови и сказал:
– Первоход, девушка права. Тебе не стоит ехать в село одному.
– Да что там обсуждать! – прогудел Хлопуша. – Я просто не пущу тебя туда, и все тут! Встану поперек дороги – и попробуй меня сдвинь!
Глеб некоторое время размышлял, потом сказал:
– Если так, то я возьму с собой двоих.
– Вот это дело! – улыбнулся Хлопуша.
– Рад, что к тебе вернулось здравомыслие, друг, – заметил Рамон.
Однако Глеб не посмотрел ни на богатыря Хлопушу, ни на толмача Рамона. Взгляд его был устремлен на Тиша и Облакаста.
– Я возьму с собой вас двоих, – сказал им Глеб.
Игрок Тиш пожал плечами и обронил:
– Как скажешь. Я твой должник.
А кудрявый повелитель погоды улыбнулся и сказал:
– Я и не мечтал о такой чести, Первоход. Буду рад тебе помочь.
– Глеб, отъедем на пару слов, – попросил Хлопуша, мрачно мерцая голубыми глазами.
Первоход пожал плечами и тронул коня с места. Отъехав достаточно далеко, чтобы не быть услышанными Облакастом, Тишем и Зоряной, они остановились.
– Глеб, – взволнованно пробасил Хлопуша, – ты не должен брать с собой Тиша и Облакаста.
– Почему?
– Потому что я им не доверяю! И ты тоже им не доверяешь, просто не хочешь себе в этом признаться.
Глеб улыбнулся.
– Ты думаешь, что знаешь меня лучше, чем я сам, здоровяк?
– Знаю, – веско проронил Хлопуша. И повторил с несгибаемым упрямством в голосе: – Знаю. А вот
Глеб долго размышлял над словами друга, потом негромким и совершенно серьезным голосом заявил:
– Я понимаю, что ты тревожишься обо мне, Хлопуша. И ценю это. Но ты ведь помнишь, что я необычный человек. Я могу чувствовать опасность задолго до того, как та появится. И я чувствую, что если со мной пойдешь ты или Рамон, этой опасности не избежать.
Веки здоровяка дрогнули.
– Ты правда это чувствуешь? – с горечью спросил он.
Глеб кивнул.
– Да. Я бы с радостью взял с собой тебя, но чутье подсказывает мне, что обратно мы в этом случае не вернемся.
– Будь проклято твое чутье, Первоход. Не знаю, много ли пользы оно тебе принесло, но мне оно не принесло ничего, кроме огорчений.
Хлопуша повернул лошадь и подъехал к спутникам.
– Ну, что? – с надеждой спросил Рамон.
– Первоход поедет в Кладиху с Тишем и Облакастом, – пробасил Хлопуша. – А мы с тобой и с Зоряной будем дожидаться его здесь.
Рамон несколько секунд молчал, отказываясь верить сообщению здоровяка, а затем уточнил:
– Это его последнее слово?
– Да, – ответил Хлопуша и вздохнул. – Это его последнее слово.
Толмач пощипал длинными пальцами ухоженную бородку и проговорил со вздохом:
– Видимо, у него и впрямь есть на то веские основания. Что ж, пусть будет так, как он хочет.
2
К востоку обзор был скрыт за крутым взгорьем, поднимавшимся примерно на версту. По взгорью желтой лентой извивалась раскисшая от дождей и местами поросшая травой дорога. Из соображений безопасности Глеб, Облакаст и Тиш пошли не по ней, а сбоку, прямо по полю. Прежде тут были
