Инур зарычал и сделал отчаянную попытку вырваться, но сестры удержали его на месте.
— Разве карнелийцы не убивают неко? — отрывисто пролаял инур. — Почему же ты им помогаешь?
Ингельд вскинул брови, но инур уже смеялся.
— Чего ты добиваешься, инур? Ты хочешь быстрой смерти?
— Я хочу твоей смерти! Быстрой ли медленной, мне без разницы. Если бы я знал, что здесь помимо этих кошек скрываешься ты, я уговорил бы барона прислать сюда сотню воинов!
— Вот оно что. Мы, похоже, встречались раньше?
— Встречались?! Если называть встречей ту резню, которую ты устроил в моей деревне, то — да, мы встречались! Я был еще щенком, но прекрасно запомнил тебя, человек! Ты сильно изменился, ты похудел... Видно, болел долго? Наверное, подцепил какую-нибудь дрянь от своих хвостатых шлюшек?
— Тварь!
Ирия от души заехала ему кулаком в лицо. Из разбитого носа хлестнула кровь. Но инур только шире растянул губы, демонстрируя ряды крепких желтоватых зубов.
— Это все, что ты можешь? — презрительно бросил он.
Ирия вновь вскинула кулак, но ее остановила Инелия.
— О какой деревне ты говоришь? — сдвинул брови Ингельд.
— О той, где жили беженцы — люди и инуры! Все те, кому удалось ускользнуть от облав Инквизиции! Это была мирная деревня и там обитали мирные...
— Мирные?!
В голосе мужчины отчетливо прозвенела сталь.
— Ты называешь мирными тех, кто устроил травлю этих неко? Которые тогда были еще совсем детьми! Этих жителей ты называешь мирными?
— Они украли все деньги, с трудом собранные деревней и предназначенные...
— Заткнись!
Ингельд вскинул меч и тотчас вперед ринулся инур. Он вложил в этот прыжок всю свою силу, всю свою ненависть. Неко были отброшены, а зубы инура щелкнули в опасной близости от горла Ингельда. Но тот уже уходил в сторону, а его клинок ударил навстречу противнику.
Обезглавленное тело инура еще качалось, словно выбирая куда лучше упасть, а Ингельд уже отбросил меч и раскинул объятия.
— Ну, а теперь здравствуйте, мои милые! Я вернулся!
Неко, сильно смущенные тем, что инур все-таки вырвался из-под их опеки, расцвели в один миг и с визгом кинулись на шею мужчины.
Минутой раньше звеневшая в голосе воина сталь и отчужденность исчезли, и Роланд не мог не узнать этот голос. Это был голос человека, несколько лет назад изгнанного из Карнелии за страшное преступление. Голос человека, из-за которого он был вынужден покинуть Карнелию и которого он поклялся убить. Это был голос Ингельда, старшего брата Роланда.
А потом сильный порыв ветра выдул бестелесный дух Роланда из поленницы и увлек в сторону леса. И мир вокруг стал стремительно меркнуть.
Последнее, что Роланд увидел — невероятно счастливые лица девушек, прильнувших к его брату. А еще, уже темнеющим взором, Роланд успел заметить то, что не могли видеть неко. Огненный, обжигающий взгляд Ингельда, который он устремил в небо. Прямо туда, куда уносило Роланда. Вряд ли старший брат видел его, и все-таки сердце карнелийца, находившееся сейчас где-то совсем в другом месте, болезненно сжалось.
Глава четвертая
Роланд проснулся засветло, зябко поеживаясь. Костер едва теплился, а значит Тирри следовало задать хорошую трепку — уж что-что, а подбрасывать ветки в костер тот наловчился давным-давно.
Но карнелийцу было не до Тирри. Он вспоминал брата. Что это было, сон? Но это не очень-то походило на сон.
Плеснув на руки воды из фляжки, Роланд умылся.
Но если это все-таки сон... Роланд вдруг похолодел. Это сон-напоминание?
Положа руку на сердце, долго ли он на самом деле искал брата? Ему казалось это легкой задачей — выходцев из Карнелии жило за ее пределами не так уж и много. Ингельда или кого-то, похожего на него, видели то в Лютении, то в Бардии, то в Тургалии. И первые несколько месяцев Роланд носился по его следам как угорелый.
А потом... Потом он стал привыкать к новой жизни. Оказалось, что меч карнелийца стоит очень дорого. Его услуги в качестве охранника оплачивались весьма неплохо, а тихая и размеренная жизнь в той же Армании — в сравнении с суровыми буднями Карнелии — пришлась ему по вкусу.
Когда же пятнадцатилетний подросток вырос в статного красивого юношу, пользовавшегося неизменным успехом у девушек из самых разных сословий, жизнь Роланда превратилась в настоящий мед.
А та боль, из-за которой он покинул Карнелию, постепенно затихла, затушевалась. Но, возможно, именно этого он и хотел? Возможно, именно из-за этого он ушел?
Он сдавил ладонями виски. Неужели это правда? Неужели он действительно хотел все забыть?
