— свободна от постоянного ревнивого счета между мной и Анной.
Дети в таком возрасте, когда день пролетает быстро, наполненный мелкими делами. Мы ловили рыбу во рву на кусочки бекона на ниточке. Седлали охотничью лошадь, и каждый из детей катался по очереди, снаряжали экспедиции через подъемный мост в сад за цветами и фруктами, закладывали повозку, выстланную сеном, я сама брала поводья и правила до самого Эденбриджа, чтобы выпить глоток эля на постоялом дворе. Смотрела, как они преклоняют колени на мессе, как округляют глаза, когда священник поднимает облатку. Наблюдала, как они засыпают вечером, видела их разгоряченную солнцем кожу, тень от длинных ресниц на пухлых щечках. Я напрочь забыла о существовании двора, короля, фаворитов.
Потом, в августе, пришло письмо от Анны. Его принес самый доверенный слуга, Том Стивенс, он родился и вырос в Торнбридже.
— От моей госпожи вам лично в руки, — сказал он, преклонив передо мной колено в обеденной зале.
— Спасибо, Том.
— И чтобы никто, кроме вас, его не видел.
— Хорошо.
— Никто и не увидит, потому что я буду сторожить, пока вы читаете, а потом брошу письмо в огонь, и мы убедимся, что оно сгорело дотла.
Я улыбнулась, но почувствовала беспокойство.
— Сестра здорова?
— Как сыр в масле катается.
Я сломала печать и развернула письмо.
Опустила письмо на колени, глядя на тлеющие угли в камине. Том сделал шаг вперед.
— Уже можно сжечь?
— Позволь прочесть еще раз.
Отступил, но мне незачем перечитывать взволнованные чернильные каракули, и так помню, о чем письмо. Ее победа кричит из каждой строчки. Жизнь любимицы английского двора для меня закончена. Анна выиграла, а я проиграла, для нее начнется новая жизнь. Станет, как уже подписалась, Анной, королевой Англии. А я буду почти ничем.
— Вот и все, наконец-то, — шепчу едва слышно. Вручаю Тому письмо, он сует его в самую глубь камина, в горящие угли. Бумага коробится от огня, буреет, чернеет, но все еще можно разобрать: «
Мне не нужно держать письмо в руках, чтобы вспомнить его тон. Анна торжествует, и она права. Все изменится для женщин в нашей стране. С этого времени ни одна жена, даже самая покорная и любящая, не может чувствовать себя спокойно. Если такая женщина, как Екатерина, королева английская, покинута безо всякой причины, что же говорить обо всех остальных.
Письмо ярко вспыхивает, горят желтые язычки пламени, и вот уже остался только мягкий белый пепел. Том перемешивает его кочергой.
— Спасибо, — говорю я. — Ступай на кухню, тебя накормят.
Выуживаю серебряную монету из кармана, даю ему. Он кланяется и уходит, оставляя меня наблюдать, как частички пепла поднимаются в трубу вместе с дымом и улетают в ночное небо, видное через широкую арку из покрытых сажей кирпичей.
— Королева Анна, — произношу и вслушиваюсь в звучание этих слов. — Анна, королева Англии.
Дети спят днем, я сижу рядом с ними. Вдруг увидела в окне всадника с несколькими слугами. Надеясь, что это брат, сбежала вниз, но лошадь, гарцующая во дворе, принадлежит Уильяму, моему мужу.
— Не вините меня за плохую весть.
— Что-нибудь с Анной?
Кивнул:
— Ее обошли.
Привела мужа в большой зал, усадила в бабушкино кресло, поближе к огню. Убедилась — двери заперты, в комнате больше никого нет.
— Рассказывайте.
— Помните Франциско Фелипеса, слугу королевы?
Кивнула, все еще ничего не понимая.
— Попросил о надежном сопровождении из Дувра в Испанию, но это была только уловка. При нем было письмо от королевы ее племяннику, и он сумел перехитрить короля. В то же утро отплыл из Лондона на специально нанятом корабле. Пока разобрались, был уже далеко. Доставил письмо Карлу. И тут началось светопреставление.
У меня заколотилось сердце. Схватилась рукой за горло, будто могла унять сердцебиение.
— Что вы имеете в виду?
— Уолси по-прежнему в Европе, но Папа предупрежден и не желает его принимать. Никто из кардиналов его не поддержал, даже мирный договор нарушен. Мы снова в состоянии войны с Испанией. Генрих отправил секретаря в Орвието, туда, где содержат Папу, чтобы попросить аннулировать брак и дать позволение королю жениться на ком пожелает, даже на сестре своей любовницы, даже на самой любовнице. Каков выбор — шлюха или сестра шлюхи!
Я только рот раскрыла.
— Он просит разрешения жениться на своей любовнице? Господи, уж не на мне ли?
Резкий смешок.
— На Анне. Обеспечивает возможность уложить ее в постель до свадьбы. У сестер Болейн это отлично получается, не так ли?
Выпрямилась в кресле, перевела дыхание.
— Не годится мужу говорить о жене непристойности. Рассказывайте дальше.
— А дальше вот что — все дело в Папе, а он под охраной племянника королевы в замке Орвието, и очень, очень непохоже — это мое мнение, а ваше? — что Папа издаст билль, дабы узаконить самое непристойное поведение, которое только можно себе вообразить — спать с женщиной, спать с ее сестрой и жениться на одной из них. Тем более ради короля, чья жена — женщина с незапятнанной репутацией, а у ее племянника неограниченная власть во всей Европе.
— Значит, королева победила?
Кивнул:
— Снова победила.
— Как Анна?
— Очаровательна. Просыпается раньше всех, смеется и поет весь день напролет, услаждает взгляд и занимает ум, поспевает вместе с королем на раннюю мессу, скачет бок о бок с ним весь день напролет, гуляет с ним по саду, смотрит, как он играет в теннис, сидит рядом, пока ему читают письма, играет в слова, читает философские труды и рассуждает, как настоящий богослов, без устали танцует, устраивает приемы и балы-маскарады, ложится позже всех.
— Это правда?