Шпион доктора Херста доложил: перед летним путешествием настроение, даже характер короля улучшились. Этого слугу не взяли с собой, он оставлен заниматься уборкой королевских покоев в Хэмптон- Корте, поэтому неизвестно, как проходит королевское путешествие. Я получила короткое письмецо от леди Рочфорд — здоровье короля лучше, Екатерина счастлива с ним. Интересно, долго ли продлится их счастье, если бедная девочка не забеременеет?
Я переписываюсь и с принцессой Марией. К ее облегчению, вопрос о свадьбе с французским принцем отложен. Франция и Испания готовятся к войне, и король Генрих на стороне Испании. Больше всего он боится французского вторжения, поэтому часть ненавистных налогов идет на строительство укреплений вдоль южного побережья. Но принцессу Марию волнует только одно — если отец вступит в союз с Испанией, ее не выдадут замуж во Францию. Истинная дочь матери-испанки предпочитает жить и умереть девственницей, нежели вступить в брак с французом. Она выражает надежду, что король позволит мне навестить ее в конце лета. Надо будет написать королю, когда он вернется, и попросить позволения пригласить принцессу Марию в Ричмонд. Я ее люблю. Она, шутя, называет нас обеих царственными старыми девами, и она права. Две женщины, от которых нет никакого толку. Кто я теперь — герцогиня, королева или вообще никто? Кто она — принцесса или незаконнорожденная? Просто две старые девы. Что с нами будет, интересно знать?
ЕКАТЕРИНА
Как я и предполагала, сплошное разочарование. Шотландский король Яков не приезжает, не будет ни турниров, ни двух королевских дворов. Мне остается только маленький английский двор и ничего мало- мальски интересного. Не увижу дружочка Томаса на турнире, а он не посмотрит на меня в королевской ложе с новыми занавесями. Король клянется, что Яков Шотландский просто боится показаться к югу от границы, и если это так, значит, он не доверяет королевскому честному слову, обещающему перемирие. Никто не осмеливается такое повторять, но он совершенно прав — ему надо соблюдать осторожность. Когда на севере вспыхнуло восстание, король тоже пообещал вожакам перемирие и дружбу, клялся своим королевским именем, обещал все их требования исполнить. А когда они ему поверили, переловил их по одному и вздернул на виселице. А головы потом на пиках расставил вокруг всего Йорка. Жуткое зрелище! Я сказала Генриху: «Яков, наверно, тоже боится, что его повесят». Он смеялся до слез, назвал меня хитреньким котеночком, заявил, что, мол, ну и пусть боится. Мне кажется, что не так уж хорошо, когда тебе никто не доверяет.
Если бы Яков доверял королевскому слову, приехал бы с визитом, и мы бы все славно повеселились.
Замок великолепен, его недавно заново отделали, специально для нас, да только нетрудно заметить, что раньше тут было аббатство, а не королевский дворец. Говорят, жители Йорка все стоят за старую веру, им не по нраву, что мы танцуем и веселимся там, где когда-то молились монахи. Правда, я вслух такого не скажу, не совсем уж дурочка. Но нетрудно себе представить, что люди чувствуют, — не так давно сюда приходили за помощью и молитвой, а теперь все вокруг перестроили и посреди бывшего монастыря сидит и пирует толстый и жадный король.
Это все пустяки, главное — король счастлив, а я, к своему удивлению, совсем не так уж расстроена отсутствием турниров. Конечно, не слишком весело, что красавцы шотландцы не приехали и до лондонских ювелирных лавок далековато, но это не так уж важно. Странно, но я почти не расстраиваюсь. Дело в том, что я по-настоящему влюбилась. В первый раз в жизни! Решительно и бесповоротно, я влюбилась. Просто не верится.
Моя любовь — Томас Калпепер — заполоняет все мое сердце, никого я в жизни так не любила. И никого не полюблю. Он мой. А я — его, телом и душой. Я позабыла, что приходится делить ложе со стариком, который мне в отцы годится. Делаю все, что королю угодно, как подати королевские плачу, но, стоит ему захрапеть, я свободна для возлюбленного. Лучше, конечно, да и не так рискованно, когда, усталый от церемоний и приемов, король вообще ко мне в спальню не приходит. Жду, пока все утихнет, а потом леди Рочфорд тихонечко крадется вниз по ступеням или открывает потайную дверку, и вот мой дорогой Томас уже тут как тут, и мы любим друт друга полночи.
Нужно только действовать осторожненько, словно речь идет о жизни и смерти. Каждый раз, когда мы переезжаем в новый дворец, леди Рочфорд отыскивает новый тайный ход в мою спальню и приводит Томаса. Он приходит ко мне каждую ночь. Леди Рочфорд стоит на часах, а он целую ночь напролет ласкает меня, целует, шепчет на ухо ласковые слова, обещает, что будет любить вечно. На рассвете она скребется в дверь, я встаю, целую его на прощание, и он, словно привидение, исчезает. Никто не ведает, как он приходит, никто не видит, как он уходит. Мы свято храним нашу тайну.
Конечно, девчонки болтают, на них угомона нет. Будь на троне по-прежнему королева Анна, небось не сплетничали бы, не обсасывали скандальные подробности. Но на троне всего лишь я, а они старше меня, многие выросли со мной в Ламбете, никакого уважения, смеются надо мной, дразнят Фрэнсисом. Я ужасно боюсь, что они подсматривают, подслушивают, удивляются, что я ночую всегда с леди Рочфорд, запираю двери и никого другого в спальню не пускаю.
— Они ничего не знают, — успокаивает моя наперсница. — А знали бы, все равно никому не сказали бы.
— Право, нехорошо, что они постоянно сплетничают, — замечаю я. — Может, вы им прикажете попридержать язычки и не лезть не в свое дело?
— Я не могу, вы сами только вчера с Джоанной Булмер прохаживались по поводу Фрэнсиса.
— Но по поводу Томаса я не прохаживаюсь. Даже имени его не упоминаю. Даже в исповедальне. Даже себе самой.
— Вот это мудро. Храните тайну. Храните ваши отношения в полной тайне.
Она меня причесывает и вдруг замирает, взглянув на мое отражение в зеркале.
— А когда у вас должно начаться обыкновенное женское?
— Не помню. — Всегда я сбиваюсь со счета. — Может, на прошлой неделе. Во всяком случае, еще не началось.
— Не началось? — Лицо неожиданно оживилось.
— Нет. Расчешите сзади, Джейн. Томасу нравится, когда волосы уложены гладко.
Она продолжает машинально двигать щеткой, но мысли ее где-то далеко.
— Тошноты не чувствуете? Груди не набухли?
— Нет. — Тут я вдруг поняла, что она имеет в виду. — Думаете, я беременна?
— Да, — шепнула она. — Благодарение Господу!
— Какой ужас! — восклицаю. — Разве вы не понимаете? Леди Рочфорд, это же, наверно, не от короля!
Она кладет щетку, трясет головой.
— На все Божья воля, — говорит она медленно, словно хочет, чтобы я хорошенько поняла сказанное. — Если вы замужем за королем и зачнете ребенка, значит, на то есть Господня воля. Господь хочет, чтобы у короля был сын. Значит, этот ребенок будет от короля, ничего другого быть не может, это будет королевский сынок, что бы там у вас с кем другим ни было.
— А вдруг это от Томаса? — Я слегка сбита с толку. На мгновение представила себе сынка Томаса — каштановые волосики, голубые глазки, проказник, весь в папашу, сильный мальчуган, родившийся от молодого отца.
— Вы — королева, — говорит она, словно читая мои мысли. — Любое дитя у вас во чреве будет сыном или дочерью короля. Даже и не смейте ни о чем другом думать.
— Но…
— Никаких «но». Вы должны рассказать королю, коли есть надежда, что вы уже зачали.
— А не слишком ли рано?
— Напротив. Пусть король лелеет приятные надежды. Меньше всего на свете вам нужно его
