того, она очень любила своего мужа, которого звали Дэн.
Дэн? Саймон потер затылок. Никто из Дэнов, проживавших в ближайшей деревне, под описания не подходил. Он продолжил чтение, отыскивая признаки, которые помогли бы определить автора дневника. Кажется, у нее был удивительно удачный брак.
У богоизбранной четы родился ребенок. Его назвали Джейми. Брак продолжал оставаться поразительно счастливым. А затем Дэн потерял работу. Страх, смешанный с любовью и оптимизмом. Дама была сильная, очень преданная и уверенная в том, что муж непременно найдет себе службу, даже если не ударит для этого палец о палец. Брови Саймона поползли вверх. Вот и говори после этого, что нет на свете идеальных женщин…
Но Дэн начал пить. Его жена выдержала и это. Она поддерживала мужа, боролась с его пристрастием, уговаривала лечиться и ограждала ребенка от пьяных выходок отца. Женщина делала все, чтобы сохранить семью, но было ясно, что в последние годы она глубоко страдала.
Возможно, дневник был ее единственным утешением. Попыткой снять стресс.
Если не считать нескольких лаконичных фраз вроде упоминания о пикнике, она перестала писать дневник десять месяцев назад, когда Дэн заболел пневмонией и скоропостижно скончался.
Невелика потеря, подумал Саймон.
И только тут понял, что от нечего делать прочитал чужой дневник, не предназначенный для посторонних глаз. Впрочем, стыдиться этой женщине было нечего. Да и какое это имеет значение, если Саймон не знает, кто она такая? Он положил дневник в ящик и велел Казинсу оседлать Кактуса.
Ни на что особенно на надеясь, Оливия разрыла прошлогоднюю листву у корней старого дуба. Ничего, кроме нескольких недовольных жуков. Она присела на корточки, подняла голову и полюбовалась на зеленую летнюю листву.
И что теперь делать? Если бы красная книжечка осталась лежать на ярком зеленом мху, ее было бы видно издалека. Но людских следов нет. Кажется, в эту часть леса давно никто не наведывался. Разве что животное. Кролик, лисица. А то и собака.
Оливия подозрительно посмотрела на заросли у края поляны. Они были не такими уж колючими…
Приняв решение, женщина отряхнула руки и колени, залезла в кусты и начала тщательно прочесывать подлесок в поисках того, что не принадлежало ни к животному, ни к растительному миру.
Она обнаружила еще несколько жуков, что-то сырое, пахнущее плесенью, и решила отказаться от дальнейших попыток. Осталось надеяться, что дневник не попал в руки хихикающих школьников или их родителей.
Она стала осторожно выбираться из зарослей.
Внезапно за спиной кто-то громко откашлялся.
Оливия застыла на месте. От беспричинного, нерассуждающего страха перехватило дыхание и взмокли ладони. Вокруг не было ни души, кроме этого выросшего как из-под земли человека. Она медленно попятилась и обернулась.
Сапоги. Добротные коричневые сапоги рядом с коричнево-белой собачонкой, помесью терьера с бывшей в употреблении малярной кистью. Оливия робко подняла взгляд и увидела удобные бриджи хорошего покроя, обтягивавшие ноги, которые тянулись вверх и не собирались кончаться. Добравшись до талии, она перевела дух, а затем узрела белую рубашку с распахнутым воротом, обрисовывавшую великолепную грудь, и суровое загорелое лицо, увенчанное гривой пышных бронзовых волос. Волосы были длинные, волнистые и падали на шею. Некоторое время Оливия рассматривала их, а потом набралась смелости и стала разглядывать черты незнакомца.
Вот это да! Классический деревенский тип! Сильное уверенное лицо с пронизывающими льдисто- голубыми глазами. Широкий лоб, высокие скулы, слегка раздвоенный подбородок, самые белые, самые правильные зубы, которые она когда-нибудь видела, и полные губы, сложенные в улыбку, от которой у Оливии замерло бы сердце, будь оно еще способно на это.
— Кто вы такой? И какого черта здесь делаете? — Страх добавил Оливии воинственности.
Улыбка стала шире и превратилась в настоящий волчий оскал.
— Я Саймон Себастьян. Это мой лес. В данную минуту я любуюсь вашей попкой. Она у вас очень красивая.
Ее страх тут же улетучился. Остались гнев, смущение и досада. Но испуга как не бывало.
— Все, что имеет отношение к моему телу, вас не касается! — выпалила она.
— В самом деле? — Саймон Себастьян пожал плечами и прислонился к ближайшей березе. — Я боялся, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Какой правдой? — заморгала глазами Оливия.
— Замечательный конец, в прямом и переносном смысле слова, моей приятной прогулки с Риппером.
В голове Саймона не было и намека на насмешку, зато она безошибочно читалась в его глазах.
Оливия снова вспыхнула.
— Если это ваш лес, мистер Себастьян, значит, я, так сказать, вторглась в…
— Так сказать, вторглись. Но согласно многовековой традиции, вы имеете право гулять здесь. И я не буду возражать, если вы украсите мой лес своим присутствием.
— Украшу? — Это в линялых джинсах и старом черном свитере. — Я не падка на лесть, мистер…
— Саймон. Забудьте про 'мистера'. Обойдемся без церемоний, мисс?.. — Он вопросительно поднял бровь.
Красивые брови, мельком подумала Оливия. Широкие и такие же бронзовые, как волосы.
— Оливия Нейсмит, — неохотно представилась она. — Извините, если я… рассердила вас.
Но Саймон Себастьян вовсе не выглядел рассерженным. Он стоял, прислонившись к дереву, скрестив руки на груди, с 'малярной кистью', послушно сидевшей у его ног, и выглядел уверенно и непринужденно, как лорд и хозяин здешних мест. Впрочем, так оно и было. Лорд не лорд, но крупный землевладелец. Настоящий сельский помещик. Английский джентри — если это сословие еще не окончательно вымерло.
— За что вы извиняетесь, Оливия Нейсмит? Кажется, раньше я вас в деревне не встречал, верно?
На первый вопрос Оливия решила не отвечать.
— Не встречали. Мы с сыном переехали из Лондона всего месяц назад. Но наша хозяйка, миссис Кричли, сказала, что вы не будете возражать, если мы устроим пикник в ваших владениях.
— Не буду. — Голубые льдинки внимательно осмотрели поляну и многозначительно уставились на нетронутый мох у ног Оливии. — И не стал бы возражать даже в том случае, если бы увидел хоть малейший след вашего пикника.
— Это было не сейчас. Два дня назад.
— Ясно. И что же заставило вас вернуться? Засохший сандвич? Хлебные крошки?
Оливия с удовольствием запустила бы в него чем-нибудь тяжелым.
— Я кое-что потеряла, — холодно ответила она. — Пока Джейми в школе, я решила вернуться и поискать.
Во внешности Саймона что-то неуловимо изменилось, и это насторожило Оливию. Выражение его лица осталось прежним, поза тоже, но он весь подобрался.
— Джейми? Это ваш сын?
— Да.
— Понимаю. И что вы потеряли, Оливия?
Откуда в ней такая уверенность, что Саймон уже знает ответ? Но это невозможно. Если только не…
— Красную книжечку, — быстро ответила она. — Вы видели ее?
Саймон ответил не сразу.
— Книжечку? Она так важна для вас?
— Я… Это мой дневник. Так вы видели его? — Она пыталась говорить спокойно и не выдать своего страха. Кажется, прочесывать кустарник не имело смысла. Если этот невозможный тип нашел книжку, то