вставил его в прорезь, вынул, затем снова вставил. Этакий дверной секс. По-прежнему мигал красный свет, упорно отказываясь превращаться в зеленый. Я схватился за ручку двери и заглянул в линзу глазка. То, что обитало в моей голове, пришло в ярость. Живо открывай двери модуля! Кому сказано, черт побери!..
Я прислонился к двери и прищурился, чтобы увидеть номер.
Черт, да ведь это не мой этаж! Но я уже был здесь раньше! Я точно проходил мимо этого доисторического растения!
Господи, доктор Рам! Гребаный доктор Рам.
Демон в моей голове разбушевался не на шутку. Я буквально разваливался на куски. Процессоры в мозгу один за другим выходили из строя и отключались, уступая контроль за моими действиями алкоголю и демонам.
Затем мне вспомнились цепи. Я никак не мог бродить просто так, без них. Непременно нужно разжиться цепями.
Я обернулся, не вполне уверенный в том, в каком направлении находятся лифты. Коридор тянулся в обе стороны рядами одинаковых безликих дверей. У меня возникло ощущение, будто я вижу в зеркале отражение другого зеркала.
6
Я проснулся с криком. Руки и ноги скованы. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. За последние несколько месяцев это стало для меня привычным делом, нормой.
Новым было другое — яркий свет, который бил в глаза, а также количество окружавших меня людей и, наконец, непривычная боль. Кто-то вне поля моего зрения — высокая белокурая медсестра с голубыми глазами, если не ошибаюсь, соскребала плотницкой ножовкой кожу с моих рук, а может, обрабатывала костяшки пальцев газовой горелкой. Другое белокурое создание что-то делало у меня за спиной. У меня в темени было просверлено несколько отверстий, и теперь медсестра вставляла в них провода, по которым электричество сейчас побежит прямиком к моей угловой извилине. Другие скандинавы, облаченные в ослепительно белые одежды, то появлялись в световом пятне, то исчезали, размытые и окруженные нимбами. При этом они о чем-то перешептывались по-шведски. Тем не менее, когда я закрыл рот и прекратил орать, незнакомый женский голос произнес: «Спасибо». Слава богу, по крайней мере хотя бы один из них владеет двумя языками.
Газовая горелка еще долго продолжала делать свое дело. Я ждал, когда же, наконец, электричество побежит по проводам к серому веществу и вытолкнет меня из тела. Я не мог дождаться, когда, наконец, увижу это помещение с высоты потолка: вот мое тело, лежит, вытянувшись, на симпатичном сосновом икеевском столике, привлекательные медсестры колдуют над моим бесчувственным, опустошенным телом, их накрахмаленные халаты расстегнуты на груди и я могу заглянуть в вырез.
— Ну-ка врежьте мне! — скомандовал я по-английски.
— Что ж, получай! — ответил мужской голос. Кстати, также по-английски. Может, это мои перевозбужденные лобные доли, задействовав генетическую память, зашифрованную в моей ДНК, занимались синхронным переводом? — Отвезите его в вытрезвитель.
Это верно. Вечером я выпил, причем изрядно. В основном пиво «корс». Светлое пиво «корс». Интересно, можно ли упиться до чертиков, если пить светлое пиво «корс»?
Видимо, можно.
Мимо замелькали стены. Лифты то взмывали вверх, то шли на посадку. Ревел мотор «скорой помощи». Время сжалось в обрывочные фрагменты: быстрее, быстрее, быстрее.
Что-то явно случилось. Может, произошло сразу несколько нехороших вещей. Я был в этом почти уверен.
Мне в срочном порядке требовалось вспомнить нечто важное. Или не забыть. Черт, как же это называется?
Я посмотрел на перевернутое лицо мужчины, который заталкивал мою каталку внутрь здания.
— Анамнез.
— Угу, — произнес он.
Амра и мой по-настоящему старший брат ждали меня в фойе полицейского участка первого округа.
— Доброе утро, мой несравненный! — поприветствовал меня Лью.
Я вымучил жалкую улыбку. Меня до сих пор подташнивало — давало знать о себе похмелье. Во всем теле ощущение было такое, будто меня сначала разобрали на части и потом наспех сложили снова. Руки нещадно саднили. Я подозревал, что по мере того, как действие алкоголя начнет ослабевать, боль станет еще сильнее.
— Спасибо тебе, — поблагодарил я брата, причем было за что: ведь он примчался за мной, и это в понедельник утром, и не поскупился захватить с собой энную сумму, чтобы заплатить залог. — Ты маме рассказал?
— Зачем? Чтобы окончательно ее добить?
— Спасибо, — повторил я.
Сил на шутки-прибаутки у меня не осталось.
Амра легонько прикоснулась к моей перевязанной руке.
— Болит?
— Побаливает.
Когда я проснулся, выяснилось, что моя правая рука забинтована от запястья и до кончиков пальцев и теперь напоминала хоккейную клюшку. Левая рука была забинтована лишь частично, однако кровь просочилась сквозь бинты на ладони. Кончики пальцев были в чем-то черном. Похоже, у меня снимали отпечатки. Правда, сам я этого не помнил.
Из-за повязок я с трудом подписал условное освобождение — документ, который даровал мне временную свободу. Судебное разбирательство было назначено на 20 апреля. Первое, о чем я подумал: если к тому моменту мне будет хоть что-нибудь известно, я буду более чем рад туда явиться.
Мы медленно вышли в парадную дверь. Я шаркал ногами совершенно по-стариковски. Похоже, растянул какую-то мышцу в районе поясницы, а по плечам как будто кто-то прошелся чем-то тяжелым. Таких ощущений у меня не было с той самой аварии.
— По-моему, вчера вечером что-то случилось, — предположил я.
Лью хохотнул.
— По-твоему? Нам сообщили, что ты разгромил номер и половину коридора. Зеркала, телевизор, мебель. Ну прямо как какая-нибудь рок-звезда. А еще, если не ошибаюсь, ты отдубасил трех охранников, прежде чем те умудрились тебя связать.
— Правда?
— Правдивее не бывает.
Амра открыла для меня дверь, и в лицо мне ударил солнечный свет.
— Полицейский, с которым мы разговаривали, говорит, что они пока что не завели дело о нападении на работников охраны отеля, но, похоже, к тому все идет, — сообщила она. — Что касается материального ущерба, то они решили, что не станут подавать на тебя иск по обвинению в умышленном погроме при условии, если…
— А где моя сумка? — перебил я.
— Та, которую носят на плече? — уточнил Лью.
— Да, она мне очень нужна.
— Господи, Дэл, ты переживаешь из-за какой-то там гребаной сумки? — удивился он. — Да забудь ты про нее. Можно подумать, ты не купишь себе новую одежду. Ты лучше подумай о другом: тебе, приятель, светит тюремный срок. Мы, конечно, раздобудем для тебя адвоката, может даже…
