транса и ударил Элфрита сзади, когда тот молился. Затем он сбежал по лестнице и прошмыгнул мимо зданий колледжа в сад, где позже скончался. Брат Пол, удрученный своим недугом, покончил с собой. Другой коммонер… — Епископ нетерпеливо взмахнул рукой.
— Монфише, — подсказал Уилсон тонким голосом; чудовищность того, о чем их просили, сбила с него обычную спесь.
— Да, Монфише. Так вот, Монфише умер из-за собственной невоздержанности. Коммонеры уже подтвердили это. Он ночь напролет объедался, несмотря на боли в животе, вызванные таким обжорством. Именно так, господа, и будет поведано миру о том, что здесь произошло. Никаких слухов о злодеяниях в колледже, — сказал он, в упор глядя на францисканцев, — и никаких россказней о мертвецах, которые по ночам ходят и убивают своих коллег.
Он снова сел, давая понять, что закончил. В комнате царила полная тишина, профессора осмысливали его слова. Писцы, обыкновенно лихорадочно строчившие, когда епископ говорил, сидели пугающе неподвижно. На этом собрании протоколы не велись.
Бартоломью потрясенно смотрел на епископа. Значит, церковь и университет готовы замять дело, скрыть правду под толстыми покрывалами лжи.
— Нет! — воскликнул он, вскакивая на ноги и морщась от боли, которая прострелила ушибленное колено. — Это несправедливо! Брат Пол был хороший человек, вы не можете обречь его покоиться в неосвященной земле и позволить тому, кто убил его и Монфише, разгуливать на свободе!
Епископ поднялся. Глаза его потемнели от гнева, хотя лицо оставалось бесстрастным.
— Брат Пол будет похоронен на церковном дворе, доктор, — сказал он. — Я дам специальное разрешение ввиду его преклонных лет и состояния духа.
— Но как же убийца? — не сдавался Бартоломью.
— Никакого убийцы не было, — мягко произнес прелат. — Вы же слышали, что я сказал. Одно самоубийство и две смерти от несчастного случая.
— Слуги знают, что Пола убили! Они видели тело! А по городу уже ходят слухи.
— Значит, вам придется позаботиться о том, чтобы этим слухам никто не поверил. Давите на людское сочувствие: несчастный старик лежит в одиночестве и слушает, как все остальные веселятся в зале. Он решается вручить свою душу Господу, чтобы не быть больше обузой колледжу. Мастер Уилсон подсказывает мне, что в руке Пола нашли записку, в которой именно так и говорится.
Бартоломью ошеломленно уставился на Уилсона. С каждой секундой замысел становился все изощренней. Уилсон избегал встречаться взглядом с Бартоломью и принялся крутить перстни, унизывавшие его пухлые пальцы.
— Я согласен с Бартоломью, — вскочив на ноги, произнес Суинфорд. — Этот план не просто безрассуден, он опасен. Если правда выплывет наружу, мы все отправимся на виселицу!
— Вы отправитесь на виселицу за измену, если не подчинитесь, — проронил епископ, снова усаживаясь. — Я уже объяснил вам, что университет не может допустить скандала. В Кингз-холле немало таких, кто пользуется покровительством короля и сочтет любое инакомыслие в этом вопросе умышленным неповиновением короне.
Суинфорд поспешно сел. Он достаточно тесно был связан с влиятельными лицами университета, чтобы понимать — это не пустая угроза. Бартоломью вспомнились слова Элфрита. И нынешний король, и его отец способствовали укреплению богатства и влияния Кингз- холла; любое ослабление университета неизбежно затронет и подопечное им учреждение, а ни один король не обрадуется, когда узнает, что неудачно выбрал объект для покровительства.
— А если тело Августа обнаружат после того, как мы «погребем» его? — с беспокойством спросил Бартоломью. В голове у него крутились тысячи возможностей, при которых ложь могла открыться и профессора Майкл-хауза будут изобличены.
— Август не вернется, доктор Бартоломью, — сказал епископ вкрадчиво. — Уверен, в этом вопросе я могу положиться на вас.
Бартоломью сглотнул тугой ком.
— Но это против законов церкви и государства, и я не пойду на такое, — сказал он тихо.
— Против законов церкви и государства? — повторил епископ задумчиво. — А кто, по вашему мнению, создает эти законы? — От слов его повеяло холодом. — Король создает законы государства, а епископ создает законы церкви. У вас нет выбора.
— Я скорее уйду в отставку, — стоял на своем Бартоломью, — чем стану участвовать во всем этом.
— Никаких отставок, — отрезал епископ. — Мы не можем допустить скандала. Необходимо прийти к соглашению. Мастер Уилсон подсказывает мне, что вы изъявляли желание получить более просторное помещение для приема ваших больных и повышение жалованья…
— Вы не подкупите меня! — возмутился Бартоломью.
Лицо прелата побелело от гнева, и врач понял, что слова задели его за живое. Епископ поднялся и приблизился к Бартоломью.
— Вы, я вижу, повредили ногу, доктор. Быть может, вы хотите вернуться вместе со мной в Или, чтобы мой хирург-цирюльник мог посмотреть ее? Возможно, там нам удастся убедить вас избрать более благоразумный образ действий.
Он одарил Бартоломью одной из самых ледяных улыбок, какие тому когда-либо приходилось видеть, и толкнул его обратно на скамью.
Пока епископ возвращался к своему креслу, Уильям ухватил Бартоломью за руку.
— Бога ради, Мэтт! — прошипел он. — Епископ более чем снисходителен! Он мог бы повесить вас за измену прямо сейчас, и если вы вынудите его увезти вас с собой в Или, вы уже не вернетесь оттуда прежним человеком, можете быть уверены!
Элфрит горячо кивнул.
— Вспомни, что я тебе говорил, — прошептал он. — Здесь действуют силы, о которых ты и представления не имеешь. Если не подчинишься, твоя жизнь не будет стоить и ломаного гроша.
— А теперь, — продолжил прелат, овладев собой, — я потребую от всех присутствующих здесь дать клятву, что вы будете вести себя так, как я посоветовал. Мастер Уилсон?
Епископ протянул руку, и Уилсон медленно встал со скамьи. Он опустился на колени и взял протянутую руку.
— Клянусь всем, что для меня свято, сделать все возможное, чтобы спасти колледж, университет и доброе имя короля от бесчестия. Я никому не расскажу о событиях прошлой ночи ни слова, кроме того, что советуете вы.
Он поцеловал печатку епископского перстня, поклонился и, не оглядываясь, вышел из зала. Впервые за время их знакомства Бартоломью стало жалко Уилсона. На мастера вполне очевидно ложилась вся ответственность за события прошлой ночи и труднейшая задача сделать так, чтобы нагромождение епископских измышлений было проглочено за пределами колледжа.
Епископ впился взглядом в Суинфорда, тот поднялся и принес точно такую же клятву. В голове у Бартоломью царил полнейший сумбур. Как может он дать подобное обещание? Это стало бы предательством сэра Джона, Августа, Пола и Монфише. Расписаться в том, что он, один из самых сведущих врачей в стране, не сумел отличить живого человека от мертвеца! Бартоломью увидел, как Суинфорд отошел и на его место кинулся Элкот. Что он в силах сделать? Быть может, он уже подписал себе смертный приговор у епископа или у какой-то из тех сил, о которых предостерегал его
