негромко. — Вся правда выйдет наружу, начиная с убийства мастера Кингз-холла год с лишним назад и заканчивая злодеяниями дня сегодняшнего.
Он подошел к двери и обернулся.
— Сэр Джон Бабингтон, — сказал он, — не совершал самоубийства и потому по праву может быть похоронен в церкви. Отдать такое распоряжение?
Бартоломью подумал об отвратительном черном надгробии, которое пообещал сделать Уилсону, и покачал головой.
— Сэр Джон предпочел бы остаться там, где он лежит — среди деревьев и как можно дальше от роскошной могилы Уилсона.
Епископ улыбнулся.
— Думаю, вы правы.
С этими словами он вышел.
Бартоломью и Майкл немного посидели в уютном молчании, думая о событиях последних нескольких дней.
Майкл подошел к окну и выглянул на улицу.
— Черная смерть еще здесь, — сказал он негромко. — Несмотря на все, что произошло, она еще здесь.
Бартоломью подошел к нему.
— Я до сих пор не разгадал ее, — сказал он. — Я до сих пор не знаю, почему одни выживают, а другие умирают, и до сих пор ни на йоту не приблизился к пониманию того, как она распространяется.
— Возможно, здесь нечего и понимать, — сказал Майкл, глядя, как проктор собирает во дворе своих педелей, чтобы идти арестовывать заговорщиков в пансионах. — Возможно, мы все обречены.
— Нет, брат. Есть те, кто не болеет, как ты или Агата, и есть те, кто выздоровел. Мы выстоим.
Он поежился и подумал, не попросить ли Кинрика развести огонь. Потом взглянул сквозь открытую дверь в зал, где Грей в компании нескольких трудолюбивых студентов собирал с пола обломки, и решил, что на сегодня огня с него достаточно.
— Мэтт! — В гостиную ворвалась Филиппа, а следом за ней более степенно шествовал Абиньи. — Слава богу, ты цел! Мы увидели дым над Майкл-хаузом, и я подумала…
Бартоломью потер лицо руками, оставляя черные разводы.
— Я должен извиниться перед тобой и Жилем, — сказал он. — Я был несправедлив к вам обоим, а Жиль спас мне жизнь.
— Да. Я была с ним, когда Кинрик пришел к нему со своей дилеммой. Я сказала им, что ответ довольно простой, — ответила Филиппа. — Я посоветовала им заручиться помощью Рэйчел Аткин и посмотреть, не держат ли вас в заточении в подвале у Стивена, как она подозревала. Они раздумывали, не отложить ли им вылазку до ночи, но я настояла, чтобы шли немедленно. Я бы и сама пошла, но я не такая дура и не стала бы рисковать успехом предприятия исключительно ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство.
Бартоломью с удивлением поглядел на Филиппу и обнял ее — сначала легонько, потом крепче. Она засмеялась, пытаясь перевести дух, и он вспомнил, как беспечны были они летом.
Абиньи и Майкл взирали на все происходящее с явным удовольствием, и Бартоломью смутился. Одной рукой обнимая Филиппу, он сказал Абиньи:
— Еще раз спасибо тебе за вчерашнее.
— Пустяки, — жизнерадостно отмахнулся Абиньи. — Для философа в этом нет ничего необычного. — Он снова посерьезнел. — По пути сюда я говорил с Элиасом Оливером. Он оплакивает кончину брата и тетки и более чем готов облегчить душу. Он говорит, что те беспорядки затеял Генри, и он же пытался убить тебя тогда в переулке. Кроме того, Элиас говорит, что аббатису навещали и Уилсон, и мастер Яксли из пансиона Бенета, хотя ни один из них не знал о сопернике.
— Правда? — с веселым удивлением присвистнул Майкл. — Чего только не бывает!
Так вот почему кузнец получил свои деньги в кошельке с монограммой пансиона Бенета, подумал Бартоломью. Должно быть, он принадлежал Яксли, хотя со стороны Генри неосмотрительно было отдать кузнецу кошелек с вензелем. Возможно, он не одобрял незаконную связь своей тетки и надеялся, что Бартоломью заподозрит Яксли. Он припомнил, как кузнец налетел на Элиаса Оливера и едва не заколол его. Неудивительно, что братья Оливеры так злобствовали — они ведь едва не стали жертвами собственных козней.
— Еще Элиас сказал, что однажды ночью Уилсон появился в монастыре в совершенной панике и стал говорить, что врач его пугает, — сказал Абиньи. — Аббатиса с двумя ее драгоценными племянничками решили, что он говорит о тебе и ты собираешься его убить. Однако Уилсон, должно быть, имел в виду Колета, а вовсе не тебя.
— А ты не имел никакого отношения к этому заговору? — спросил Бартоломью.
Абиньи посмотрел на него, как на сумасшедшего.
— Я? Влезать в толпу расчетливых, рвущихся к власти безумцев? — поразился он. — Нет уж! У меня достаточно своего ума, и, если честно сказать, Мэтт, я считал, что и у тебя тоже. У меня в голове не укладывается, как ты позволил втянуть себя в эти грязные игры.
— Одним из ключевых моментов во всей истории было наличие потайной дверцы. Если помнишь, когда мы нашли тело Пола, именно ты предположил, что в колледже может быть потайная дверь…
Абиньи рассмеялся.
— Это лишний раз доказывает, лекарь, что для решения загадок нужен философ! Видишь, я немедленно пролил свет на суть вопроса, не так ли? Это мой выдающийся ум. — Он горделиво приосанился. — На самом деле я даже не помню, чтобы я это говорил, — признался он. — Я просто высказывал идеи и пытался мыслить логически. Я и понятия не имел, что в нашем колледже имеются подобные штуки, а если и упомянул об этом, то исключительно благодаря логике.
Бартоломью вздохнул. Ну, наконец-то. Все неувязки разъяснились. Самой глупой его ошибкой было допущение, что исчезновение Филиппы каким-то образом связано с университетским делом, тогда как в действительности они не имели друг к другу никакого отношения. Конечно, с натяжкой кое-что общее найти можно — Уилсон и Яксли, пользующиеся благосклонностью аббатисы, или тот факт, что Абиньи частенько бывал в пансионе Бенета, — но этим все и ограничивалось.
Он протянул руку Филиппе, девушка взяла ее и прижалась к ней губами. Он улыбнулся при виде черных пятен, которые его рука оставила на ее белой коже, и попытался стереть их, но только еще больше размазал грязь. Филиппа засмеялась, и Бартоломью увидел, как Абиньи вытолкал из комнаты разинувшего рот Майкла и закрыл за собой дверь, оставив их с сестрой наедине.
— Почему ты не рассказывала мне, что в детстве тебя выдали замуж? — спросил он, вспомнив рассказ Абиньи.
— Я боялась — вдруг ты не захочешь жениться на мне, если узнаешь, что я богатая вдова, — сказала она.
Бартоломью смотрел на нее во все глаза.
— Ты серьезно?
Она кивнула.
— Ты столько раз говорил, что не хочешь лечить богатых пациентов за деньги, вот я и подумала: может быть, ты хочешь бедную жену. Самое смешное в этой глупой истории то, что я все равно собиралась пожертвовать свое имущество монастырю, — призналась она. —
