Чандлер ошарашенно покачал головой:
– Я уверен, что грабитель – обычный разбойник, которому удалось раздобыть костюм джентльмена. Откуда взялись эти немыслимые идеи?
– Это называется сплетнями, Данрейвен. Ты никогда их не слышал?
– Слышал, и слишком часто, – пробормотал в ответ Чандлер и допил кларет. Он кивнул лакею, который тут же поставил бокал перед Файнзом. Когда лакей отошел, Чандлер сказал: – Ворон меня не тревожит.
– Вот как? – Настала очередь Файнза удивленно поднять брови.
– Если вора поймают, а ворон все же не вернется, я просто закажу другого.
– Ты говоришь так, а изнутри тебя грызет вина, что ты утратил оригинал и знаешь, что произведение египетского искусства нельзя заменить.
Чандлер сузил глаза. Бывали времена, когда насмешливые замечания Файнза не трогали его. Они скорее нравились ему. Но сейчас это было не так.
– Ты, Файнз, иногда бываешь негодяем, – сказал он, но настоящего возмущения в его тоне не было.
Файнз рассмеялся.
– Да. Иногда. Вернее, часто. Но я всегда остаюсь твоим другом, Данрейвен. В этом ты можешь не сомневаться.
Чандлер кивнул. Повезло ему или нет, что у него такой преданный друг?
– Что ты предпринял, чтобы найти золотую хищную птицу?
– Я, конечно, сотрудничаю с Доултоном, но сотрудничаю и еще кое с кем, – сказал Чандлер, потому что мысли о Миллисент снова вернулись к нему – так же легко и ласково, как ветерок позднего лета.
– С кем?
Чандлер взял свой бокал, а Файнз кивнул проходившему мимо господину.
– Я бы предпочел этого не говорить.
– С каких это пор?
– Очень важно, чтобы мое сотрудничество с этим человеком оставалось тайной.
– А как же дружба? В прежние времена мы все рассказывали друг другу.
– В прежние времена мы проделывали вместе множество вещей, которые больше не делаем.
– Да, – улыбнулся Файнз. – Всю ночь мы пили, играли в карты и услаждались новой любовницей, а большую часть дня сломя голову носились на лошадях.
– Удивительно, как никто из нас не сломал себе шею.
– Да, черт побери, Данрейвен! Что с нами случилось? Мы больше не занимаемся всем этим. Неужели мы уже впадаем в маразм?
Чандлер грустно фыркнул:
– Нет. Но не кажется ли тебе, что мы наконец-то становимся взрослыми, а, Файнз?
– Боже милосердный! Что за чудовищная мысль.
– Полагаю, это лучше, чем другой вариант.
– То есть?
– Смерть.
– Да, ты прав. Об этом я и забыл. – Файнз допил свой кларет и огляделся в поисках лакея.
Чандлер посмотрел на друга, и вдруг его осенило – то, что он сказал так небрежно, на самом деле правда. Причина, по которой ему больше не хотелось проводить столько времени с друзьями, проста – они стали взрослыми. Он наконец-то стал взрослым.
Распутная жизнь, которую он вел когда-то, больше его не привлекает. Он устал от Лондона с его толчеей на улицах, резкими запахами и скоплением экипажей. Устал от бесконечных приемов, куда ходят поесть, выпить и дать пищу для сплетен. Ему хочется проводить больше времени в одном из своих поместий и ездить на своих лошадях, а не носиться на них сломя голову. Ему хочется обедать в собственном доме, рядом с красавицей женой, а не с друзьями в клубах.
Чандлер резко остановил ход своих мыслей, поняв, что у красавицы жены, сидящей рядом с ним, лицо Миллисент Блэр.
Должно быть, Эндрю тоже ощутил зов ответственности за семью, поскольку он высказался прямо, что собирается присмотреть жену еще до конца сезона. Кажется, из их троицы только Файнз по-прежнему доволен холостяцким образом жизни.
И еще Чандлера поразило, что ему совсем не хочется сидеть здесь с Файнзом. Гораздо лучше было бы танцевать с Миллисент Блэр, но именно поэтому он отказался. Он должен все как следует обдумать. Чандлер обычно бывал увлечен какой-либо молодой девушкой не более двух недель, после чего воображение его уже занимала другая. Это давало ему основание считать, что его одержимость – а ничем иным это быть просто не могло – удивительной мисс Блэр через пару недель закончится.
Так что он вернется к приемам, будет танцевать с Миллисент, наносить ей визиты, несмотря на ее настойчивые просьбы не делать этого, возить ее кататься в Гайд-парк, пока она ему не надоест, как бывало со всеми молодыми девушками, привлекавшими к себе его внимание. И не надо думать, что Миллисент Блэр чем-то отличается от остальных красивых женщин его прошлого. Вовсе нет.
