повидаться с ней.
– У ваших губ вкус вина, – тихо проговорила она в тепло его рта.
Он слегка кивнул.
– Я пил, пытаясь забыть вас.
– Судя по всему, это не помогло.
– Да. Не помогло. Мы не подходим друг другу, но я не могу не думать о вас. Боюсь, что вы вошли в мою душу.
У Миллисент остановилось дыхание. Что он говорит?! Когда он произносит такие слова, ей так хочется ему верить.
– По-моему, вы знаете все, что нужно сказать, чтобы женщина потеряла из-за вас голову.
Чандлер приблизил к ней лицо. Не пытается ли он увидеть в темноте ее глаза и прочесть ее самые тайные мысли? Этого нельзя допустить. Она должна воспользоваться его минутной слабостью.
– Я хочу знать, что вам доставляет удовольствие.
– Вы знаете, как целовать, дразнить и вызывать у меня желание, какого никогда не вызывал ни один мужчина. Вы повеса. Вы делаете то, в чем сильны, и я не могу с вами бороться.
– Миллисент, вы меня неправильно поняли.
– Нет. Мне не стыдно признаться, что мне нравятся ваши прикосновения и поцелуи. Я мечтала о том, чтобы мужчина вызывал у меня такие чувства, какие вызываете вы, но я не хочу стать жертвой, поверив, будто бы я вам дорога, Чандлер. И не пытайтесь меня в этом убедить.
– Ладно. – Он отступил. – Полагаю, будет лучше, если мы не станем обманывать друг друга.
Миллисент глубоко вздохнула, удивляясь своему благоразумию. Ведь так легко было бы поверить ему! Слава Богу, что она этого не сделала.
– Вы не возражаете, если я нанесу вам завтра визит и повезу вас в Гайд-парк?
– Почему вы так настаиваете на визите?
– Сегодня вечером я сам задавал себе этот вопрос и не нашел иного ответа, кроме одного: я хочу быть с вами.
– Если я соглашусь видеться с вами открыто, вы можете пообещать, что больше не будете видеться со мной тайком?
– Нет.
Он сведет ее с ума!
– Вы непостижимый человек, Чандлер. Зачем вам видеться со мной и открыто, и тайком?
– Разве я смогу целовать вас так, как мне хочется и как хочется вам, если мы не будем видеться тайно?
– В том-то вся и трудность. Боюсь, что только я безумно стремлюсь избежать скандала.
– Так оно и есть. Я зайду к вам в половине четвертого. Будьте готовы.
И с этими прощальными словами он скользнул в туманную тьму.
Ресницы Чандлера затрепетали, встретив яркое полуденное солнце. Он прищурился, глаза не хотели привыкать к дневному свету. Приснилась ли ему Миллисент, или она действительно была в его объятиях?
Они находились в комнате, освещенной всего одной свечой. На ней было воздушное белоснежное платье с глубоким вырезом. Кожа ее сверкала, как тончайший алебастр, и была на ощупь мягкой, как самый дорогой шелк, который ткут на Востоке. У нее был вкус меда. Он целовал ее. Целовал как безумный. Пока не вмешался резкий свет реальности.
Да, это был всего лишь сон. Он расстался с Миллисент у дверей леди Беатрисы.
Чандлер закрыл глаза и перевернулся на спину. Простыня была прохладной. Подушка удобно обхватила голову. Ему не хотелось пробуждаться от сладкого сна, но выбирать не приходилось. Хотя камердинера, не было видно, Чандлер знал, что тот двигается по комнате, бесшумно раздвигая шторы на окнах, раскладывая бритву, наливая воду в таз для умывания.
Ресницы Чандлера снова задрожали.
– Доброе утро, милорд.
Чандлер не шевельнулся. Он еще не был готов двигаться и говорить. Нижняя часть его тела не была готова признать, что Миллисент не было с ним в постели. Спустя мгновение-другое он неохотно поднял голову и огляделся. У окна, на котором шторы еще не были раздвинуты, стоял Уинстон.
– Света вполне достаточно, Уинстон, – с трудом проговорил Чандлер и снова опустил голову на подушку.
– Слушаю, сэр. – Уинстон оставил в покое шторы и направился к гардеробу. – Лорд Дагдейл ждет вас внизу. Он хочет поговорить с вами.
Это сообщение пробудило Чандлера. Он сел в постели.
– Эндрю? В такой час? Очень странно. Он, случайно, не сказал, что ему нужно?
– Нет, сэр. Сказал только, что дело срочное и что он готов ждать, пока вы не сможете его принять.
Должно быть, что-то случилось, если друг зашел к нему в полдень. Он вспомнил о Миллисент. Неужели
