еще при любом удобном случае заявляет об этом вслух!
– Не притворяйся дурочкой, – ответил Харрис. – Я тебя насквозь вижу – ты же прозрачная, как стекло. Все, о чем ты думаешь, отражается в твоих глазах, прямо как на доске объявлений.
– Понятия не имею, о чем ты, – упорствовала Лайза. – Да это и неважно. Как тебе вообще могла прийти в голову мысль, что я куда-то с тобой пойду после… Ну, ты сам знаешь.
– Ах, вот как? Надо полагать, ты имеешь в виду свой заплыв в ванне? Думаю, что ты ждешь извинений. Так вот, я уже сказал и повторяю снова – никаких извинений ты не получишь. Ты играла со мной, и мы это прекрасно знаем, так что получила по заслугам. Может, купания даже и маловато, ибо я сильно подозреваю, что за тобой водятся и другие грешки, о которых мне еще неизвестно.
Слишком точен, слишком восприимчив. Особенно когда так смотрит на нее. Даже если бы Лайза была в состоянии дать хороший отпор, феноменальная способность Джека всегда быть на шаг впереди обескураживала. Значит, он все-таки узнал, что она шарила в студии. Может, сам все и подстроил. Лайзу бы это не удивило, но провалиться ей на этом месте, если она признается в своих прегрешениях – пусть сам и поднимает этот вопрос. Все было бы не так плохо, подумала Лайза, не будь он так невыносимо уверен в себе.
Вот как сейчас.
– Если хочешь, буду рад предложить тебе что-нибудь из одежды. Наверное, тебе не понравится обедать в таком виде, – произнес Харрис, одной рукой открывая дверь перед Лайзой, а второй отгоняя собаку. И прежде чем она успела ответить, добавил: – Разумеется, ты можешь выйти к столу в том, в чем позировала. Возражать не буду.
Лайза едва удержалась, чтобы не прибить его на месте. Нет, каково! Сначала поднимает тарарам из-за того, что она якобы дразнит и провоцирует его, орет, читает нотации, бросает ее в корыто с остывшей водой, а теперь сам изображает из себя соблазнителя!
Она с трудом взяла себя в руки и ответила как можно спокойнее:
– Спасибо, дорогой друг, мне и так удобно.
Однако уничтожающий взгляд Лайзы не возымел никакого действия. Она впустую растрачивала свое презрение. Харрис лишь расхохотался, радуясь, что снова поймал ее. А потом, к окончательному унижению девушки, лизнул свой палец и провел им по ее щеке, стирая реальную или вымышленную грязь. И когда Лайза, защищаясь, подняла руку, лишь ухмыльнулся, перехватил ее кисть и спокойно стер остатки грязи.
– Ну что ж, в таком случае можно посадить малыша за наш стол, пока мы обедаем, – со смешком произнес он. – По-моему, он не более грязный, чем ты.
– И наверняка за столом ведет себя более прилично, чем ты сейчас, – не осталась в долгу Лайза, безуспешно пытаясь вырвать руку. – Может, тебе лучше отослать нас с ним на псарню, чтобы ты мог пообедать, как полагается. – И она бросила многозначительный взгляд на грязные брюки Харриса.
Джеку – чтоб ему пусто было! – не хватило чуткости дать ей это очко.
– Я просто не хотел, чтобы, поглощая плоды моего кулинарного искусства, ты ощущала какой-то дискомфорт, – ответил он, по-прежнему не выпуская ее руки. – К твоему сведению, я один из лучших в мире специалистов по приготовлению жаркого в горшочке. Люди со всего мира приезжали только ради того, чтобы его понюхать.
– А также поразиться твоей скромности, – отрезала Лайза, уже не уверенная, что поступила правильно, не сдобрив его жаркое кайенским перцем. Мысль была крайне соблазнительной, но Лайза вовремя сообразила, что последствия этого поступка ей пришлось бы испытать на себе.
– И за этим тоже, – ухмыльнулся Харрис, отпуская наконец руку Лайзы, однако сначала внимательно обследовал ее: сперва ладонь, затем перевернул кисть, словно собирался поцеловать. – Ну хорошо, а теперь беги отскребай грязь – тебя ждет настоящее лакомство, это я обещаю.
Настрой Харриса оказался заразительным, и, к тому времени, когда Лайза «отскребла с себя грязь», она обнаружила, что ей все труднее сохранять остатки прежнего дурного расположения. Было бы гораздо легче, подумала она, если бы у Харриса оказался такой же ровный нрав, как у его собаки, а то ведь меняется, как погода, и вечно не знаешь, чего от него ждать.
Девушка направилась вслед за хозяином на кухню, все еще лихорадочно перебирая в уме вопросы, которые хотела задать, но не осмеливалась – по крайней мере, напрямик. Куда подевалась ее скульптура? И еще более важный вопрос – что он затеял, заставив ее позировать для работы, которой не оказалось в мастерской? Нелепость какая-то – не могла же она служить моделью для изображения Забияки? И как же хуонская сосна? Куда он дел дерево? Его-то зачем прятать?
Лайза мучилась этими вопросами, однако у нее имелось сильное подозрение, что ее водят за нос, причем намеренно. Вопрос был в том, что она не знала зачем, не могла понять, каким образом, и не имела ни малейшего представления о том, что может – или должна – предпринять.
– Ты от этого кушанья будешь просто без ума, – поведал ей Харрис, торжественным жестом снимая крышку с горшка и наклоняясь, чтобы с удовольствием понюхать его содержимое. Он сделал знак Лайзе присоединиться, и она, хоть и неохотно, уже готова была подойти, как вдруг снаружи раздался раскатистый лай, сопровождаемый отчаянным женским воплем.
– Провалиться мне, если этот чертов пес не притащил очередную голубку. И прямо к обеду… – пробурчал Джек, с грохотом опуская крышку, и помчался к двери, Лайза – следом за ним.
У нее возникло подозрение, что они оба оказались неподготовленными к открывшемуся перед ними зрелищу, и уж Лайзу определенно застала врасплох реакция Харриса.
– Фу! Назад! – рявкнул тот, бросаясь вперед и хватая рыжего пса за загривок. Пес же, яростно рыча, пытался вырвать зонтик из рук высокой элегантно одетой блондинки, прислонившейся к машине и что-то оравшей на иностранном языке. Слов было не разобрать, однако не требовалось особого воображения, чтобы сообразить, что они означали. Впрочем, на Забияку они не произвели решительно никакого впечатления – Лайза была уверена, что удары зонтиком только осложняли все дело.
– Назад! – снова закричал Харрис, и пес наконец снизошел до того, чтобы послушаться, впрочем наградив при этом хозяина уничтожающим взглядом. Бросив вырванный из рук блондинки изрядно потрепанный зонтик на землю, он лег и, положив голову на лапы, стал тихонько рычать.
– Джек, милый! Слава Богу, ты здесь! – воскликнула блондинка, роняя сумочку и бросаясь, насколько позволяла узкая юбка, к Харрису. – Я испугалась, что это ужасное существо сейчас меня сожрет! – Серые глаза блестели от возбуждения, модная, аккуратно уложенная прическа растрепалась.
– Не надо было бить его зонтиком, Лотта. Удивляюсь, как он тебе руку не откусил, – упрекнул Харрис, беря женщину за руки и притягивая к себе. Или она сама придвинулась ближе? Во всяком случае, в том, кто был инициатором последовавшего за этим поцелуя, сомнений не было.
– Я его не била, – запротестовала блондинка, оторвавшись от губ Харриса. – Я просто испугалась. А ты что бы стал делать на моем месте? Убежал или принял бой?
– Я бы разрешил себя съесть, – ухмыльнулся Джек, оглядывая со слишком явным интересом ее стройную фигуру.
Лайза не могла не отметить взглядом профессионала, что на женщине был шикарный, подчеркивающий все ее достоинства шерстяной костюм, просто-таки кричаще дорогой и эксклюзивный. Шикарная вещь, но очень знакомая, усмехнулась про себя Лайза: это была копия одной из ее собственных моделей, но не оригинал, а то, что осталось после ее войны с Люком.
– Такая женщина, как ты, Лотта, выдержит любую атаку, – заметил Джек.
– Ты мне всегда льстишь, – с улыбкой отозвалась блондинка, однако Лайза заметила, что в холодных серых глазах, устремившихся туда, где, все еще ощетинившись, лежал пес, не было улыбки. В этом взгляде читалась открытая неприязнь, и Лайза почувствовала, что она взаимна: собаке эта голубка тоже пришлась не по вкусу. И ни улыбки, ни намека на простую вежливость не появилось в ее глазах, когда женщина заметила, по-видимому впервые, стоявшую в дверях Лайзу.
Серые глаза оглядели ее с наглым высокомерием, быстро сменившимся презрением, когда она заметила запачканную грязью одежду и растрепанные волосы Лайзы. Блондинка явно сочла ее не заслуживающей внимания, хотя и с некоторыми оговорками. Взгляд этот был слишком хорошо знаком Лайзе, и она улыбнулась про себя, отметив, насколько неуместны в этой сельской обстановке светские манеры и наряд «от кутюр».
