— Да ничего особенного…
— И тем не менее, я хочу знать, что ты делала, что чувствовала…
— Мне трудно припомнить, — просто ответила она. — В день нашего бегства мы проделали миль сорок. Твои раны всю дорогу кровоточили. Перед вечером ты едва держался на лошади; ты просто лежал у нее на шее. Когда мы добрались до этого места, ты упал с седла. Я притащила тебя сюда и попыталась остановить кровь. Я боялась, что ты умрешь той ночью. Но утром у меня появилась маленькая надежда. Я совсем забыла про лошадей. К счастью, они не ушли далеко. Я поймала их и пригнала в ущелье. Когда твои раны закрылись, и ты стал дышать ровнее, я подумала, что ты скоро поправишься. Так бы оно и случилось, если бы не лихорадка. Ты сильно бредил, и это меня пугало, потому что ты громко кричал в бреду. Кто бы нас ни преследовал, он мог бы издалека услышать тебя. Я не знаю, что пугало меня больше — твои крики, или минуты, когда ты лежал молча, словно бездыханный, и я боялась, что ты умер. А вокруг так пусто, темно и одиноко… Я каждый день клала камешек в твою шляпу.
— Дженни, ты спасла мне жизнь, — сказал Дьюан.
— Не знаю. Возможно. Я делала все, что могла и умела, — ответила девушка. — Ты спас меня — ты спас мне больше, чем жизнь!
Глаза их встретились в долгом, проникновенном взгляде, а затем и их ладони встретились в тесном рукопожатии.
— Нам надо уезжать отсюда, Дженни, — сказал Дьюан. — Через пару дней я буду совершенно здоров. Ты еще не знаешь, какой я сильный! Днем мы будем отдыхать где-нибудь в укромном месте, а ночью продвигаться дальше. Я смогу доставить тебя на тот берег реки.
— А потом? — спросила она.
— Мы найдем какого-нибудь честного фермера или скотовода.
— А потом?
— Ну, — медленно начал он, — так далеко мои планы не распространяются. Уверяю тебя, совсем не просто было поверить даже в то, что нам удастся довести дело до такого конца. Речь идет о твоей безопасности. Ты расскажешь обо всем, что с тобой случилось. Тебя отошлют куда-нибудь в деревню или в город и станут опекать до тех пор, пока не отыщется кто-нибудь из родственников или друзей.
— А ты? — каким-то необычным голосом продолжала допытываться она.
Дьюан молчал.
— А что станешь делать ты? — настаивала она.
— Дженни, я вернусь назад, в глушь и пустыню. Я не смею появляться среди порядочных людей. Я изгнанник.
— Но ты же не преступник! — с глубоким волнением заявила она.
— Дженни, здесь, на границе, не существует разницы между изгнанником и преступником.
— Но ты ведь не вернешься к этим ужасным людям? Ты, с твоей нежностью и благородством, со всем тем, что есть в тебе доброго и хорошего? О, Дьюан, не надо, не возвращайся!
— Я не могу вернуться к беглецам и нарушителям закона, — во всяком случае, не к людям Блэнда. Нет, я буду скитаться один. Жить одиноким волком, как говорят здесь, на границе. А что же мне еще остается, Дженни?
— Ну, я не знаю. А спрятаться ты не можешь? Убежать из Техаса — уехать куда-нибудь далеко- далеко?
— Если я уеду из Техаса, меня сразу арестуют. Я могу прятаться, но человек должен жить, верно? Ничего, Дженни, не тревожься обо мне!
Через три дня Дьюан с большим трудом сумел взобраться в седло. Посоветовавшись, они решили днем вернуться к главной дороге, где и укрылись до темноты, пока он не отдохнул. Ночью они оставили позади ущелья и каньоны Рим Рока и рано утром устроили стоянку у первого попавшегося им на пути водоема.
Отсюда они продолжили свой путь, двигаясь ночью и скрываясь, отдыхая, в течение дня. Лишь переправившись через реку Нуэсес, Дьюан обрел уверенность в безопасности Дженни, но одновременно почувствовал и нарастающую угрозу для себя. Они очутились в местности, совершенно ему не знакомой. Где-то к востоку от реки находились разбросанные на далеком расстоянии друг от друга отдельные скотоводческие ранчо. Но вероятность встречи с честными фермерами здесь была так же велика, как и возможность натолкнуться на скотовода, связанного с бандитами. Дьюан надеялся, что благосклонная судьба не подведет его и на сей раз, позволив ему до конца выполнить свой долг перед Дженни. Не меньшее беспокойство доставляло ему и состояние собственного здоровья. Он слишком рано встал с постели; он проделал слишком долгий и трудный путь верхом с незажившей как следует раной, и теперь ослабел настолько, что в любой момент мог свалиться с седла. Наконец, далеко впереди, на самом краю пыльной, поросшей кое-где мескитовыми кустами пустоши, он заметил свежий клочок зелени и ярко-красную черепичную крышу плоского домика скотоводческого ранчо. Он направил лошадь туда и обернулся к Дженни, стараясь придать своему лицу веселое выражение, чтобы приободрить девушку. Она выглядела довольной и печальной одновременно.
Приблизившись, они обнаружили, что владелец ранчо был трудолюбивым и аккуратным фермером. А трудолюбие свидетельствовало о честности. Повсюду виднелись поля люцерны, фруктовые деревья, загоны для скота, ветряки, качающие воду из артезианских скважин, оросительные канавки, — и все это окружало маленький глинобитный домик фермы. Несколько ребятишек играли во дворе. При виде Дьюана они разбежались, как стайка встревоженных воробьев. Их испуг как нельзя лучше свидетельствовал о том образе жизни, который они вели, — одиноком и изолированном от всех. Дьюан увидел появившуюся в дверях женщину, потом мужчину. Последний внимательно пригляделся из-под руки, приставленной козырьком ко лбу, затем шагнул через порог. Это был светловолосый веснушчатый техасец.
— Привет, незнакомец, — окликнул он Дьюана после того, как тот остановил лошадь у коновязи. — Слезай с седла, ты и твоя женщины. Эге, послушай, да ты никак болен, или ранен, или что с тобой? Ну-ка, дай-ка мне…
Дьюан, шатаясь в седле, испытующе покосился на фермера. Ему показалось, что он увидел в его глазах честность, искренность и доброту. Он решил рискнуть, поставив все на этот единственный короткий взгляд. Затем он почти свалился с седла.
Фермер поймал его и помог подойти к скамейке.
— Марта, иди сюда! — крикнул он. — Этот человек болен. Нет, ранен, или я ничего не понимаю в кровавых пятнах!
Дженни спрыгнула с лошади и бросилась к Дьюану. Казалось, он вот-вот потеряет сознание.
— Вы его жена? — спросил фермер.
— Нет. Я всего лишь девушка, которую он спас от бандитов. О Боже, как он побледнел! Дьюан! Дьюан!
— Бак Дьюан! — вне себя от изумления воскликнул владелец ранчо. — Тот, кто убил Блэнда и Аллоуэя? Ну, так я ему многим обязан, и можете мне поверить, барышня, — отплачу, чем сумею!
Супруга фермера выбежала из дома и, действуя одновременно нежно и сноровисто, попыталась заставить Дьюана отхлебнуть глоток из фляжки. Он не настолько утратил сознание, чтобы не распознать ее содержимое, от которого отказался и попросил воды. Напившись, он обрел, наконец, собственный голос:
— Да, я Дьюан. Просто я немного перетрудился, вот и все. Раны, что я получил у Блэнда, заживают. Не согласитесь ли вы принять на время эту девушку… спрятать ее, пока не поутихнет шум среди бандитов?
— Конечно, — ответил техасец.
— Спасибо. Я буду помнить вас — и в долгу не останусь.
— Что вы собираетесь делать?
— Немного отдохну — потом вернусь за реку.
— Молодой человек, вы не в таком состоянии, чтобы разъезжать по пустыне. Постойте-ка, — скотокрады идут по вашим следам?
— Думаю, нам удалось ускользнуть от бандитов Блэнда.
— Ладно. Вот что я вам скажу: я возьму вас вместе с девушкой и спрячу, пока вы не выздоровеете. Здесь вы будете в безопасности. Мой ближайший сосед в пяти милях отсюда. И гости к нам приезжают не часто.
