направляющего тяжело груженный корабль на скалы. Он сам хочет вести руку Господа иторопит время. Мы знаем: «Мессия придет только к народу, в котором все виноваты или все не виновны». Это время еще не наступило. В Иерусалиме соседствуют великое добро и великое зло. Более того, в Академии нас учили, что торопить время значит вызывать неудовольствие Господа. — Спасение Израиля, как нас учили, может сравниться с четырьмя вещами: с жатвой, со сбором винограда, со сбором пряностей и деторождением. Жатва. Если поле сжато раньше времени, тогда даже солома будет плохой, а если вовремя, то и солома, и зерно будут отборными. Как сказал пророк Иоиль: «И наполнятся гумна хлебом». Сбор винограда. Если виноград собрать раньше времени, то даже уксус будет плохим, а если вовремя, то и сам виноград, и вино — отменными. Как сказал пророк Исайя: «Воспойте о возлюбленном винограднике». Теперь пряности. Если их собрать зелеными…
— О господин мой Никодим, — не выдержал Иуда, — прости меня, но нельзя терять время! Когда он поймет, что я не в силах убить его, он уговорит кого-нибудь из учеников занять мое место.
Никодим был вынужден прервать свое рассуждение.
— Да, да, — согласился он. — Мы не должны медлить, ведь он — единственная надежда Израиля, а Израиль — надежда всего человечества. Мы не должны допустить его смерти. Слишком быстро он отчаялся и совершил ошибку, но совершил ее из любви к Богу, и потому она поправима. Я сам займусь его спасением. Более того, я одним ударом добьюсь для нас всего, чего мы так хотим. Доверься мне, муж из Кериофа, и явсе сделаю. Но мне нужна твоя помощь, потому что действовать надо весьма ловко.
— Что мне делать?
— Ты должен сейчас же пойти к первосвященнику и предложить ему свои услуги, если он желает взять Иисуса под стражу. Тебе только надо попросить у него плату, иначе он заподозрит тебя. Как только учитель окажется под стражей, все волнения будут позади. Однако я тебе ничего не скажу, иначе ничего не получится.
Никодим построил свой план на том, что Иисус никогда ни слова не сказал против Рима и ни разу, разве играя Негодного Пастуха, не предпринял никаких революционных действий.
— В конце концов, — уговаривал он себя, — зачем Риму и Израилю ссориться между собой? Когда-то Израиль был подвластен и Египту, и Ассирии, и Персии, но даже пророки были довольны, пока в обмен на плату он получал от чужеземных царей военное покровительство, ничем не нарушая своих обязательств по отношению к Иегове. Достаточно вспомнить, какими похвалами осыпал пророк Исайя персидского царя Кира! Почему же Иисусу не подружиться с Римом, мирно заявив свои права на престол Ирода, и в то же время не вступить во владение Святым Царством для всех евреев? Сначала император, наверное, удивится столь неожиданному притязанию, но он разумный человек и быстро поймет, что ему же выгодно иметь такого человека, как Иисус, во главе евреев. Гражданин Рима, квиетист, человек, обладающий невероятной властью; к тому же законный наследник Ирода по завещанию, хранящемуся у весталок.
Согласно его плану, когда Иуда, позволив Каиафе взять Иисуса под стражу, спасет его от мечей учеников, он сам отправится к Пилату, с которым в добрых отношениях, и расскажет ему, что Каиафа взял под стражу римского гражданина, да еще тайного претендента на трон Ирода. Пилат наверняка потребует доказательств, за которыми Никодим посоветует ему обратиться к самому Иисусу, и спросит: «Что он за человек?» Вот тут Никодим не пожалеет красок. Он скажет ему: «Правитель, это единственный человек, который может решить все проблемы здешнего правления и гарантировать римлянам мир и большие доходы без увеличения расходов на армию».
Потом он скажет, что целью Иисуса в последние два года было усилить партию фарисеев и привлечь в нее низшие слои еврейского общества, чтобы привести весь народ, за исключением Храмовых служителей, во власть одной синагоги. Иисус-де проповедовал упрощение обрядов в Храме и отмену кровавых жертвоприношений, и если ему помочь, то вместо двадцати тысяч священнослужителей и левитов, содержать которых дорого обходится провинции, будет всего несколько десятков, а крепких левитов можно использовать как стражников вместо римских воинов. Более того, будут восстановлены древние святыни Силом, Фавор и Аин-Кадиш, чтобы во время трех великих праздников уменьшился поток паломников в Иерусалим. Даже вопрос с самарянами отпадет сам собой, ибо евреи и самаряне воссоединятся под властью священной особы царя, признанного и теми, и другими. Довольная страна (евреям по душе монархия) с такой же легкостью будет платить налог Риму, с какой платит Храмовый налог, и больше не потребуются ни мытари, ни продажные стражники. Не будет ни нищих, ни преступников. Свержение четвертовластников Антипы и Филиппа и объединение всех земель в единое государство устранит дорогое удовольствие в виде ненужных границ и местных судов. Безусловно, римляне сохранят право беспрепятственного прохождения войск к их гарнизонам за Иорданом.
Не может быть, чтобы Пилат не счел эти доводы убедительными, но в любом случае он не замедлит с ответом. Ему придется вызволить Иисуса из тюрьмы первосвященника, который не имеет права судить римского гражданина, и сделать подробный отчет императору Тиберию.
Никодим был очень возбужден и, как ни странно, ни разу не задумался о том, придется ли эта роль по душе Иисусу.
Тем временем Иисус с нетерпением ждал возвращения Иуды. Почему он так долго? Неужели не нап^ никого, кто продал бы ему меч? Мирным жителям правда, запрещено носить мечи, но их всегда можно купить в галилейском квартале. Наверно, с ним что-то случилось. Или его благочестивое возмущение погасло из-за нежелания проливать кровь, и он просто-напросто сбежал, чтобы уклониться от исполнения долга? Если он не вернется в ближайшее время, удар нанесет более решительный ученик.
Он сказал так, чтобы его поняли:
— Сказано, поражу пастыря, и рассеются овцы стада. Дети мои, скоро мы с вами расстанемся.
Они ничего не поняли.
— Куда ты пойдешь, учитель? — спросил Петр. — Разреши мне идти с тобой.
— Тебе туда нельзя.
— Я пойду за тобой всюду и буду делать все, что скажешь, даже если мне придется умереть из-за этого.
Иисус внимательно оглядел его и сказал:
— Прежде чем кончится эта ночь, вы все отречетесь от меня. Вы все устыдитесь своих видений и пастырских плащей. Вас спросят, и вы ответите: «Я не пророк, я земледелец, потому что некто сделал меня рабом от детства моего».
— Нет, учитель, — возразил ему Петр, — я не отрекусь от тебя, только не я!
— В эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от меня.
— Нет, не отрекусь.
Иисус вздохнул и напомнил стихи Исайи:
Уже были съедены пасхальный агнец до последнего кусочка и хлеб, осушены третья и четвертая чаши и спет последний гимн «Хвалите Господа, ибо Господь благ». Иоанн вновь развел огонь и сжег кости. Уже пустили по кругу таз, и все омыли в нем руки и вытерли их о полотенца. Пора было уходить. Иисус встал, снял с себя все одежды, кроме набедренной повязки, обвязался большим полотенцем, налил в таз воды и, словно он был банщиком, принялся мыть удивленным ученикам ноги.
— Учитель, зачем ты так шутишь? Или ты стал нашим рабом?
— Люди — рабы друг друга, и царь — раб своего народа, и все вместе — рабы Бога. Что до меня, то я раб, в котором соединились злодеяния всего Израиля.
— Ты грешник? Что еще за загадка?
— В свое время вы решите ее.
Поначалу Петр не разрешил Иисусу мыть ему ноги, но Иисус пригрозил, что прогонит его, если он не
