переходу их легко будет перенести в башню Антония. Узкая лестница вела на чердак в комнату над Святилищем, а в ней была дверь в соседнюю пустую комнату прямо над Святая Святых, где обыкновенно стояла стража. Через люк в полу этой комнаты очень редко и после соответствующих церемоний с предупредительным звоном колокольчика, повторяемым семь раз, рабочие-телмениты спускались в Святая Святых, если требовался какой-нибудь ремонт. Только принятые меры предосторожности освобождали человека от проклятия за появление в Святая Святых. Более того, одежды, которые Захария видел на Владыке, хранились в башне Антония у начальника Храмовой стражи, назначенного самим Иродом. Золотой онагр Доры, золотой пес Соломона, золотой скипетр Давида Симон узнал по описанию Захарии.
Кто же это был? Симон знал. Он читал
Бог пастухов был египетским Богом-Солнцем Суте-хом, или Сетом, который известен в Книге Бытия как Сиф, сын Адама, и, когда царь Давид отвоевал Иерусалим у иевусеян, потомков пастухов, Сет стал Богом всего Израиля под именем Иеговы. Менора, священный семисвечник, служит памятью как раз о тех временах. Он сделан таким образом, чтобы представлять Солнце, Луну и еще пять планет — Марс, Меркурий, Юпитер, Венеру и Сатурн. Как считают талмудисты, он имеет отношение к тому тексту Книги Бытия, где на четвертый день творения Иегова сказал: «Да будут светила на тверди небесной…» Менора должна быть развернута на запад-юго-запад, то есть на ту четверть неба, которая освещена солнцем, когда оно приближается к закату. Солнечную религию евреев реформировал царь Иосия, но древний обычай: «В этом направлении Господь Бог обитает», — не был ни изменен, ни подчинен новому. Если нарисовать карту Иудеи и Египта и в центре обозначить Иерусалим, а от него провести двенадцать лучей и проследовать глазом по лучу на запад-юго-запад, то, пройдя дикие горы и пустыни, взгляд упрется в самую дельту Нила, где на восточном берегу располагается Он-Гелиополь, где самый древний и священный город во всем Египте, город Бога-Солнца Ра, чьи титулы, когда он постарел и одряхлел, забрал себе Сет; Он-Гелиополь, где растет священное дерево, с ветвей которого, как говорят, поднимается каждое утро Бог-Солнце; Он- Гелиополь, священный бык Мневис пророчествует в стойле; Он-Гелиополь, где долгожитель Феникс умирает и в лада-новом гнезде возрождается вновь; Он-Гелиополь, где Моисей был священнослужителем; Он-Гелиополь, где в дни Птолемея Филометра беглый еврейский первосвященник Ония построил храм, не уступающий Храму в Иерусалиме, и оправдал свое деяние девятнадцатой главой Книги пророка Исайи:
В тот день пять городов в земле Египетской будут говорить языком Ханаанским и клясться Господом Саваофом; один назовется Городом Солнца.
В тот день жертвенник Господу будет посреди земли Египетской и памятник Господу — у пределов ее.
Он-Гелиополь стоит одновременно в середине Египта и у его границы.
Кто же был видением-Владыкой? Больше некому, кроме Ирода, решившегося изобразить себя Богом. Полжизни он мечтал — и вот, свершилось! Явление Бога Израиля в древнем обличье Сета, почитаемого египтянами в виде онагра, то есть дикого осла!
«Безумец и глупец!» — подумал Симон.
Это же надо только представить, что ты властен повернуть вспять тень на солнечных часах! Что народ Израиля, который уже много столетий поклоняется Богу совершенному и далекому, Богу милостивому, справедливому и любящему, вдруг возьмет и преклонит колена перед варварским божеством со звериной головой! Перед бесчестным Сетом, разорвавшим на куски своего брата Осириса и пославшим скорпионов извести дитя Гора! Перед Сетом, перед изрыгающим огонь сирокко-демоном, которого ненавидят боги, и греки называют Тифоном! Перед Сетом, жестоким мучителем людей, чьим именем их каждый год отдают в жертву жителю тростников, желтому крокодилу Пе-лусия!
Симон знал, что Захарии грозит смерть. Сами стены, казалось, кричали об этом. Захария не должен был поддаться обману. Он должен был отличить голос Бога, который говорит внутри человека, от голоса человека, который проникает через ухо, отличить великолепие Бога, сверкающее в сердце и в мыслях, от пышности человека, которая проникает через глаза, лесную музыку, как называют ее поэты, от той, что создал Мудрейший для Своего Священного Храма.
Симон призвал всех к молчанию и подвел итоги.
— Если сын Варахии колдовством заставил демона зла осквернить Святилище, в чем его обвиняет Рувим, сын Авдиила, не получив на то разрешение нашего суда, тогда гнев Господень всенепременно покарает его. Ибо сказано: «Да не будет у тебя других богов перед лицем Моим». А то, что не демон, а сам Господь Бог явился Захарии, совершенно невозможно, ибо все знают — увидевший Бога тотчас умрет. Моисей и то не видел Его лица. Увы, даже если Захария не вызывал демона, а случайно встретился с ним в Святилище, по собственному своему признанию, приветствовал его почтительно, как самого Бога, значит, он нарушил первый завет, который гласит: «Да не будет у тебя других богов перед лицем Моим». Что до меня, то я не могу считать Захарию невиновным в тяжком преступлении. И все же я сомневаюсь, имеет ли право почтенный Синедрион, даже если мы обяжем его отправлять правосудие, решать подобные дела…
Рувим нетерпеливо прервал его:
— Но мы собственными ушами слышали его богохульства! Только за это он заслуживает смерти!
— Сын Авдиила, не испытывай наше терпение своим якобы незнанием Закона. Побивание камнями возможно, если хулитель клянет имя Господа. Богохульство, относящееся к атрибутам Бога, заслуживает лишь сурового бичевания. К тому же я должен предупредить тебя, если установят, что твои показания, данные против родственника, ложные, то тебе самому будет грозить смерть.
На этом Симон распустил Синедрион, поблагодарив всех за выдержку в столь трудных обстоятельствах и попросив двенадцать старших членов Синедриона остаться и посоветовать ему, какое обвинение или какие обвинения, если такие вообще найдутся, следует предъявить Захарии и в каком суде.
Самому Захарии было разрешено вернуться домой, потому что, по еврейскому закону, человек, которому собираются предъявить обвинение, считается невиновным до тех пор, пока ему не вынесен приговор, и ему предоставлена полная свобода передвижения. Однако Захария до тех пор ерзал на своем стуле, пока Симон самолично не отпустил его. После довольно холодного прощания он медленно вышел в коридор, где толпились и возбужденно перешептывались друг с другом младшие члены Синедриона. Он бросал на них безумные взгляды, отчего многие, уверившись, будто в его одеждах и впрямь прячутся злые духи, стали торопливо отскакивать даже от его тени, словно она тоже была заразной.
Рувим ткнул в него пальцем и завопил:
— Этого нельзя терпеть! Он должен умереть сегодня, чтобы весь Израиль не устыдился себя! Колдун не должен увидеть утреннего солнца!
Иоаким, отец Марии, укорил его:
— Сын Авдиила, ты позоришь Синедрион и слишком много берешь на себя.
Однако его слова лишь подлили масла в огонь.
На улице собралась шумная толпа. Юное поколение Садока веселилось где-то неподалеку, и сотня разгоряченных вином юношей ринулась к дому первосвященника, услыхав, что там происходит что-то необычное. Некоторые сумели даже проникнуть в коридор, где Рувим, торопливо и не очень заботясь о достоверности, рассказывал о происшедшем и подначивал молодежь взять возмездие в свои руки.
— Сейчас ничего не делайте, дети мои… — говорил он. — Ничего не делайте, пока вас видят и слышат. Но и не увиливайте от выполнения долга. Задета честь нашего дома.
Захария вышел на улицу. Рувим и юноши последо-нали за ним. Он проходил'по двору, когда Рувим так, чтобы все видели, поднял камень и бросил ему в спину. Сыновья Садока не заставили себя ждать. Они-то думали, что Захария побежит через Южные ворота к утесу Бет-Хадудо, где будет искать защиты у демона Азазела, которому раз в год, в день искупления, приносят в жертву козла отпущения. Осмелевшие от выпитого вина, юноши не боялись хитростей злого духа. Но Захария побежал в Храм. Немногочисленные прохожие не заметили ничего необычного. Да и что необычного в том, что сыны Садока расходятся после вечеринки, а самые фанатичные из них идут помолиться в Храм?
