каждый вдох и выдох сопровождался звуками, напоминавшими работу кузнечных мехов.
За весь день он не сказал ни слова. Теперь она скучала по безумному бессвязному бреду, который так беспокоил её раньше.
Аиша сама разговаривала с ним, приказывала ему жить, заверяла, что ему становится лучше, и ругала его за то, что он совсем не борется с лихорадкой.
— Ты не умрёшь, Рейф, слышишь? Я запрещаю тебе делать это! Ты выздоровеешь, — говорила она, сердито смахивая со щеки непрошенную слезу. — Нужно быть более жизнелюбивым!
Аиша отослала свою еду назад нетронутой, игнорируя уговоры Хиггинса. Она не могла есть, когда он лежал такой тихий и неподвижный. Её бы стошнило.
Девушка поила его лекарственным чаем с ячменной водой для восстановления сил, и Рейф глотал это питьё, но с трудом. Его бессилье пугала её.
Напоив его вечерней порцией ивового чая и скользнув в постель рядом, она отчаянно помолилась, чтобы Господь сохранил жизнь Рейфу. Аиша лежала, прижавшись к нему и держа руку на его сердце, ловила каждый хриплый вдох и выдох. Она была слишком напугана, чтобы спать.
Но в предрассветный час его сердцебиение и размеренное дыхание помимо воли ненадолго убаюкали её.
А когда наступил рассвет, Аиша проснулась от холода.
Она резко села на постели с криком «Не-е-ет!».
И тут Рейф пошевелился.
Аиша удивлённо моргнула. Её сорочка была мокрой.
Ей стало холодно, потому что её сорочка промокла, и бриз, проникавший через открытый иллюминатор, охлаждал её.
А сорочка промокла потому, что Рейф был мокрым. Он потел. Аиша потрогала его лоб. Он был прохладным.
О Господи, Рейф нормально спал, его дыхание было глубоким и ровным. Она прижала ладонь к его сердцу и почувствовала сильное и устойчивое сердцебиение.
Жар спал. По её щекам хлынули слёзы. Он будет жить. Лихорадка отступила.
Рейф проспал бoльшую часть дня, и когда было далеко за полдень, Аиша, бросив на него взгляд, заметила, что он за ней наблюдает. Теперь его голубые глаза были ясными, как небо, без единого признака лихорадки. И даже слегка… недовольными?
— Что вы здесь делаете? — спросил он.
— Всё хорошо, вы были больны, — она поспешила к кровати и дотронулась до его лба. К счастью, прохладному.
Рейф поднял на неё взгляд и, нахмурившись, поймал за руку:
— Что вы делаете?
— Проверяю, нет ли температуры. Но её нет. Теперь вы пойдёте на поправку.
Он попытался сесть, но упал назад на подушки.
— Боже! Я слаб, как котёнок.
— Да, вам нужен отдых, потребуется какое-то время, чтобы восстановить силы. Вы очень сильно болели. Я… я думала, что вы умрёте, — добавила она печально.
— Вздор! Я здоров как бык, — заявил Рейф и снова попробовал принять сидячее положение, на этот раз преуспев, хотя и с видимым усилием.
— Нет, вы упрямы как бык, — поправила она его. — А теперь оставайтесь-ка, пожалуйста, на месте. Мне необходимо вас вымыть.
— Вымыть меня? — тёмные брови сошлись на переносице. — Вы не сделаете ничего подобного!
— Не будьте глупцом, вам необходимо помыться. В случае если вы не заметили, от вас воняет. Когда лихорадка спaла, вы весь изошли потом, и теперь мне надо вас вымыть, чтобы вам было приятнее выздоравливать.
Насупившись, он заглянул под простыню, и на краткий миг глаза его расширились, когда он увидел, что обнажён. Он взглянул на неё, затем осторожно понюхал себя… и резко отдёрнул голову.
— Фу!
Аиша засмеялась.
— Я же говорила. С пoтом из вас вышла болезнь. Теперь вы позволите выкупать себя?
Он натянул простыню до подбородка.
— Теперь я расположен к этому ещё меньше, после того, что увидел. Чёрт возьми, Аиша, вы не должны даже находиться здесь, со мной, когда я в таком состоянии. — Он подоткнул вокруг себя простыню. — Где Хиггинс?
— Снаружи.
— Тогда позовите его. Он может мне помочь.
— Нет, не может, — тихо ответила она. — И не сможет в течение ещё десяти дней.
— Что вы имеете в виду — ещё десять дней? Мне казалось, вы сказали, что он снаружи? Он отправился куда-то?
— Нет, он всё ещё на судне, — ответила Аиша. — Но есть вероятность, что я заразна, поэтому, чтобы знать наверняка, капитан поместил меня под карантин ещё на десять дней.
— Если вы на карантине, то что вы делаете в моей каюте?
— Это и есть карантин, — ответила она. — Я же сказала, что вы были больны. Мы подумали, что это может быть чума.
— Чума?
— Но это не она, и теперь вы выздоравливаете от своей болезни. Но я могла заразиться от вас, и нам придётся остаться здесь ещё на некоторое время.
— Некоторое… — Рейф откинулся на подушки. — Я не понял и половины из того, что вы сказали. Но… — он остановил её жестом, — не объясняйте ничего снова. Думаю, что сначала я вздремну, и надеюсь, что во всём этом появится смысл, когда я проснусь.
— Что ж, только не спите слишком долго, — сказала Аиша. — Мне надо вас искупать и сменить простыни перед сном.
Он покачал головой.
— Нет, вы до меня не дотронетесь, чёрт побери. Я могу и потерпеть.
— Что ж, а я не могу, — последовал ответ. — Если вы думаете, будто я стану спать на грязных простынях с мужчиной, от которого несёт, как от помойной ямы, то вам предстоит кое-что узнать.
— Никто и не просит вас спать на грязных простынях с таким мужчиной! — резко возразил он. — Ступайте. Спите в своей собственной постели.
Она ничего не ответила.
Рейф сдвинул брови, когда до него дошёл смысл сказанного Аишей, и обвёл взглядом комнату. Никакой другой постели.
— Уж не хотите ли вы сказать, что проклятый капитан запер вас здесь со мной, не предоставив даже кровати? — с возрастающей яростью произнёс он.
— Нет, — устало объяснила она. — Я сама заперлась здесь с вами, и я спала тут… — она указала на его кровать, — последние три ночи.
— Со мной?
Она пожала плечами.
— Вы были больны и без сознания. И здесь полно места, это большая кровать.
Долгую минуту Рейф не сводил с неё взгляда, а затем застонал:
— У меня голова раскалывается. Я не в состоянии мыслить ясно. Позвольте мне полежать немного, пока я всё обдумываю.
Он лёг и закрыл глаза.
Аиша тотчас же подхватила поильник[Поильник (поилка) — это специальная чашка с полузакрытым верхом и длинным носиком, похожая на заварочный чайник. Этот предмет имеет очень древнюю историю. Ещё в Месопотамии использовались такие поильники, причём в них имелась решётчатая перегородка для
