первый взгляд это было идеальное место, чтобы перепрыгнуть через стену, но...
— Нет! Только не туда! — закричала она. — Там скользкая грязь!
Но ее слова отнесло порывом ветра.
Она в ужасе увидела, как конь коснулся копытами обледеневшей грязи, и мощные мышцы крупа напряглись, чтобы взять препятствие.
Но он поскользнулся. Его копыта неистово зацарапали землю, пытаясь найти точку опоры, но безрезультатно. Конь упал. Всадник взлетел в воздух и врезался в стену.
Наступила такая оглушительная тишина, словно замер весь мир. Потом конь поднялся на ноги, фыркнул и отбежал в сторону, видимо, не получив никаких повреждений.
Человек, свалившийся возле стены, лежал без движения.
Не успев опомниться от потрясения, Мэдди помчалась к нему.
Незнакомец лежал в грязи возле стены. Его голова была повернута набок, глаза закрыты.
Мэдди запустила два пальца за воротник его сюртука, между тонкой тканью сорочки и теплой кожей. Она закрыла глаза, сосредоточив все внимание на кончиках пальцев.
Ничего. Ни биения, ни движения. Ей вспомнилось собственное легкомысленное- высказывание насчет вестника, сообщающего о конце света.
«Нет! Прошу тебя, Господи, не дай ему умереть!»
Она пригладила прядь темных волос, упавшую на белый лоб, и не почувствовала ничего.
Еще бы! От влажного холода ее пальцы совсем утратили чувствительность. Она принялась растирать их, пока они не согрелись, потом снова сунула руку под сорочку, надеясь отыскать пульс, и почувствовала липкий ручеек крови, сочащейся из раны на голове. Нет, она не позволит, чтобы на ее глазах умер еще один человек...
— Ты не умрешь, — решительно сказала незнакомцу Мэдди. — Ты меня слышишь? Я не допущу этого!
Он беспокойно задвигал головой и руками. Это был хороший знак. Он не смог бы так двигаться, если бы у него был сломан позвоночник.
Она свернула свой фартук чистой стороной наружу и подложила незнакомцу под голову, потом осмотрела его тело на предмет других повреждений. Обнаружился грязный отпечаток лошадиного копыта на блестящей поверхности высоких черных сапог — видимо, конь наступил ему на щиколотку.
Она почувствовала, как что-то укололо ее в щеку. Начался дождь со снегом.
— Надо внести тебя в дом, — сказала ему Мэдди, как будто он мог ее услышать. — Но как это сделать?
Она подхватила его под мышки.
— Раз, два, три... — Она напряглась, попыталась поднять его, но ничего не получилось.
Он был крупным мужчиной: поджарым, но высоким, — и оказался гораздо тяжелее, чем она ожидала. К тому же одежда на нем промокла и с каждой минутой становилась все тяжелее. После нескольких минут адских усилий ей удалось сдвинуть его не более чем на несколько дюймов.
— Бесполезно, — сказала она ему. — Ты слишком тяжелый.
Она вспомнила о тачке и помчалась за ней. Тачка была старая, тяжелая, переднее колесо у нее шаталось, но она работала, а только это и было сейчас нужно.
Как взвалить его на тачку? Она попробовала поднять его, но, как бы ни старалась это сделать — сначала плечи или сначала ноги, — ничего не получалось, потому что он был просто слишком тяжел.
— Проклятие! — воскликнула она, когда в результате последней попытки они оба оказались в грязи, накрытые опрокинувшейся тачкой.
Ледяные иголки жалили ее кожу. Ей пришла в голову одна мысль. Она перевалила на бок его тело и привязала веревкой к перевернутой тачке.
Используя в качестве рычага шест, поддерживающий бельевые веревки, она перевернула тачку, благополучно погрузив в нее таким образом незнакомца.
К тому времени как она ввезла его в коттедж на тачке, мышцы у нее горели от напряжения.
Коттедж был небольшой, с каменным полом и представлял собой одну комнату с камином и столом, в углу которой стояла большая кровать, встроенная в альков. Когда-то в далеком прошлом она, видимо, была сделана для какой-то бабушки-инвалида. Теперь это была кровать Мэдди, и она хотела было сразу же уложить на нее незнакомца, но рана его кровоточила, он промок насквозь и был весь в грязи.
Она отогнула постельное белье и застелила ближайшую половину кровати старым клеенчатым плащом, чтобы защитить постель.
Она подвезла его поближе к кровати и, взяв под мышки, принялась втаскивать на кровать. Тачка откатилась, и голова незнакомца оказалась на ее груди.
— Ну вот, теперь по крайней мере хотя бы дождь нам не страшен, — пробормотала она, приглаживая его волосы.
Он был красив и неподвижен, словно статуя архангела. Дыхание его с трудом прослушивалось, но он был жив. Хотя и очень замерз.
— Ничего, мы тебя скоро согреем, — сказала она ему.
Она высвободилась из-под него и осторожно опустила на постель его голову, потом развела в камине огонь, подвесила над пламенем чайник и положила греться кирпичи. С помощью чистой тряпочки и горячей воды она тщательно вымыла его лицо. И замерла, глядя на него.
Под слоем грязи, смешанной с кровью, его лицо оказалось элегантно-строгим, красивым чисто мужской красотой. Полукружия темных ресниц выделялись на бледной коже, рот был четко очерчен, словно выписан рукой мастера, твердый квадратный подбородок потемнел от успевшей отрасти щетины.
Не следовало бы ей так пялиться. Кому будет нужна эта красота, если незнакомец умрет?
— А теперь мы снимем с тебя промокшую одежду.
Она сняла с него тонкие кожаные перчатки и увидела руки с длинными изящными пальцами и чистыми, хорошо ухоженными ногтями. «Это, несомненно, руки джентльмена», — подумала она, печально взглянув на свои — огрубевшие от тяжелой работы.
Она сняла с него жилет, потом сорочку и нижнюю рубаху. На торсе были свежие ссадины, но никаких серьезных повреждений она не обнаружила. Она потянулась за полотенцем, чтобы вытереть его. Во рту у нее пересохло. Мужское тело не было для нее чем-то загадочным, поскольку ей приходилось ухаживать за отцом после несчастного случая, а также купать и одевать двух маленьких мальчишек, оказавшихся на ее попечении. Но это было нечто другое. Совсем другое.
Этот мужчина был молод и крепок, в расцвете сил.
От него слегка пахло мылом для бритья, одеколоном, лошадью, мокрой шерстью и... чем-то еще. Она сделала глубокий вдох, но не смогла определить, что это такое: это был какой-то загадочный, мускусный запах мужчины. Казалось, он должен оттолкнуть ее, но показался ей притягательным.
Она снова вдохнула этот запах, растирая его широкую грудь с хорошо развитой мускулатурой грубым полотенцем, чтобы вызвать циркуляцию крови, потом натянула ему на грудь одеяло и подоткнула вокруг.
Теперь надо было заняться бриджами и сапогами.
Самую большую проблему составляли сапоги. Если нога у него сломана, стягивать сапог нельзя, так как это может только ухудшить положение.
Сапоги отцу в свое время разрезали бритвой. Она тогда сделала это без колебаний. Теперь же она гораздо острее воспринимала стоимость вещей, а сапоги у незнакомца были очень красивые и явно дорогие.
— Тем не менее это надо сделать, — сказала она ему решительным тоном и отправилась за отцовской бритвой, радуясь, что захватила ее с собой. Она была острее любого ножа.
Она разрезала сапог и, осторожно сняв его, стянула с ноги шерстяной носок. Щиколотка распухла и уже покраснела. Она не могла определить, есть перелом или нет. Но из-за раны на голове все равно придется позвать доктора. Она лишь надеялась, что у него есть деньги, чтобы заплатить за визит, потому что у нее денег не было.
— А теперь снимем бриджи, — сказала ему она. — Я была бы очень признательна, если бы ты не выбрал именно этот момент, чтобы очнуться.
