брошенное мимоходом шоанаровское «в твоем светильнике прогорклое масло» способно остановить даже не осознающего, что светильник символизирует разум, а масло — земную любовь.
Неожиданный побочный плод изучения анагологии — появление реннаровской программы создания универсальной грамматики, объединяющей и развивающей все известные до этого системы письма. Такой, что любой ее текст был понятен всякому искушенному в символике человеку, на каком бы языке он ни говорил.
Исходное положение Реннара отличалось простотой и очевидностью. Знания — это набор понятий и правила обращения с ними, однако письменность передает лишь слова и отдельные звуки. Слово — это одежда знания, и зачастую понимание текста сводится к попытке угадать по покрывалу спрятанную под ним фигуру. Нерационально. Проще сразу писать не слова, а образы-понятия. Самые первые письменные знаки как раз и передавали образы. Вода, надежда, жизнь — волнение. Солнце, причина, источник, движущая сила — расходящиеся лучи. Гора, достижение цели, итог — треугольник. Человек — круг с точкой в центре… Очень много знаков. Стали сокращать. Придумали иероглифы для обозначения ключевых слов. Расщепили слова и создали алфавит. Удобно для передачи простых сообщений, практично для организации хозяйственной деятельности, но… не для обмена знаниями.
Реннар, опубликовав после первого года обучения в Школе Гуро короткую — в несколько страниц — заметку, описал методы, позволяющие добиться иероглифической глубины и алфавитной простоты письма. Его идеи попали на благодатную почву — подобный способ кодирования информации являлся давней мечтой научных и околонаучных обществ, — и при полном молчании официальных институтов тысячи его последователей в течение нескольких недель создали новую письменность. Их труды начинались обычно словами «у Реннара есть предложение…», и это «у Реннара», постепенно переродившееся в «Уренара», дало ему новое имя. Впервые, вероятно, по-новому Реннара назвал Селнор, глава администрации Лонжерейной марки.
Случилось это в ходе одной из бесед Реннара с родителями. Ваннианская традиция требовала, чтобы каждое воскресенье все члены одной семьи собирались за обедом. Обычаи следовало исполнять неукоснительно, и их община шла на огромные траты, чтобы многие часы, отведенные на воскресную трапезу, поддерживать межзвездный канал связи. А то, что вследствие разницы ритмов жизнедеятельности Ценодин и Ваннии час обеда выпадал, как правило, на полночь для Реннара, вообще не считалось достойным какого-либо внимания.
— Уренар, — сказал Селнор, воспользовавшись первой же паузой в разговоре, — я хотел бы узнать ваше мнение относительно одной довольно щекотливой проблемы.
— Я готов выслушать вас, но не уверен, смогу ли оказаться полезным.
— Полагаю, что присутствующие здесь со всей ответственностью отнесутся к сохранению конфиденциальности данного разговора. — Родные Реннара с готовностью закивали. — Дело довольно щепетильное, затрагивает престиж многих уважаемых людей.
— Право, не знаю, смогу ли помочь.
— Думаю, что сможете. Такое же мнение высказал Надзирающий Совет.
— Я слушаю вас. — В любом случае Селнор выполнит рекомендации Совета.
— Как вы, наверное, знаете, в этом году в нашем округе введено в хозяйственное пользование около двенадцати тысяч гектаров земельных угодий, до этого относившихся к заповедным. В обосновании такого исключительного решения лежит стремление заложить свои плантации ривского рененя. Ванния просто не в состоянии производить закупку в необходимых количествах экстракта этого чудодейственного растения, избавляющего человека от старости. Вы слышали о свойствах рененя?
— Да-да, продолжайте.
— Удивительное во всех отношениях растение. На самой Риве его до сих пор не научились искусственно выращивать, и весь поступающий на галактический рынок ренень — естественного происхождения, продукт лесного промысла. Дико звучит в наше-то время, не так ли? Ванния затратила много сил и средств на создание технологий выращивания рененя, но до сих пор еще много неясного — об этом и будет речь впереди. Так вот, после раздела земель центральная их часть — где-то чуть более пяти тысяч гектаров — должна была отойти специализированной ферме. Одной, так как воссоздание условий, необходимых для успешного роста рененя, требует закладки огромных специальных лесных массивов. Естественно, встал вопрос: кому же отдать эту ферму, кому поручить столь важное производство?
Селнор горестно слизнул с вилки прилипший кусочек зелени.
— Вот здесь нас и подстерегла неприятность. Год назад мы рассчитывали, что сможем отдать предпочтение тому кандидату, чья технология окажется наилучшей. Собственно, имелись в виду всего две кандидатуры. Я не хотел бы называть имена. Поверьте, это весьма уважаемые люди, ученые с мировым именем, крупные руководители. Назовем их, скажем, Альфа и Бета. Вы догадываетесь, кого я имею в виду?
— Видите ли, я не совсем внимательно слежу за ваннианскими новостями…
— Тем лучше, тем лучше. Если вы затрудняетесь назвать их, то я бы сказал, что мы обеспечили высокую чистоту эксперимента. Перехожу к главному — к тому, что мы не смогли произвести правильный выбор.
— Как так?
— Да вот так. Первоначально победа в конкурсе была присуждена Альфе. Однако вскоре обнаружилось, что он… не совсем правильно интерпретировал отдельные результаты контрольных измерений.
— Другими словами, совершил подлог?
— Я бы не говорил так грубо. В ходе проверки пришли к выводу, что скорее всего он непроизвольно выдал желаемое за действительное. Все мы люди, все мы имеем право на ошибку. Вряд ли Альфе следует приписывать какой-то злой умысел.
— Хорошо. Что же вы предприняли дальше?
— Комиссия решила передать ферму Бете, однако выяснилось, что он, разочарованный предварительными результатами конкурса, проявил… некоторую халатность и перестал в надлежащей степени ухаживать за вверенными ему саженцами рененя. Одним словом, если сейчас ферму передать Бете, то заложить плантацию рененя по своей технологии он сможет только через два-три года.
— Больше никто в Ваннии не занимался выращиванием рененя?
— Ну почему никто? Я знаю по крайней мере еще с десяток любителей. Из них, несомненно, лучших результатов добился… а почему вы меня об этом спрашиваете?
— Потому что вижу, что ни Альфа, ни Бета не годятся для столь ответственной работы. — Впервые ощутив реальный уровень руководства своей родной общины, Реннар испытывал почти физическую боль.
— Объясните.
— Неверный в малом, неверен и в большом. Ученый обязан быть предельно честным и объективным.
Альфа, очевидно, не обладает этими качествами. И не важно, по злому умыслу или по недоразумению он исказил отчетность. Он принципиально не годится для работы, требующей многолетних скрупулезных наблюдений. — А Меташе… простите, Бета?
— Я расскажу вам одну историю. В стародавние времена к одному восточному владыке пришли две женщины с одним ребенком. Каждая из них настаивала, что это ее ребенок. Владыка, едва выслушав, лениво повелел разорвать ребенка пополам и дать каждой женщине по половине. Одна из женщин сразу отказалась от своей доли. Что сделал владыка?
— Право, какая-то неправдоподобная история.
— Он назвал матерью ту женщину, которая отказалась от ребенка ради его блага. Вам понятна соль этой истории? Бета не годится для выращивания рененя потому, что не считает эту работу делом всей своей жизни. Видимо, у него есть другие, более важные, по его мнению, интересы.
— Стало быть, земли нужно отдать третьему?
— Вас что-то беспокоит?
— Видите ли, под третьим я имел в виду Астала Валла. Он учился в одном классе с вами.
— Вы полагаете, что я предлагаю не вполне беспристрастное решение? Я помню Астала. Думаю, он
