покрывали отступающие на запад от реки холмы, теперь по ним всюду виднелись возделанные виноградники, рощи шелковицы, окаймленные по межам каменными оградами. Темные свечи кипарисов и пламевидные кроны пиний означали места жилищ. Тогда римляне коченели, переходя вброд реку; теперь жестоко палило солнце.
Напрасно Суворов пытался оживить в сердце волнение того осеннего дня, когда он после бессонной ночи над книгой скакал на Шермаке по холмам Подмосковья, потом ринулся с кручи и переплыл с конем реку. Сердце молчало, точно все, что было, случилось не с Суворовым, а с кем-то другим, далеким и чужим.
Суворов сказал Багратиону:
— Видишь, князь Петр, почему французы упорно хотят сражаться на левом берегу: лучше иметь Треббию за собой, чем перед собой. Сообщение по фронту возможно только берегом или по самой реке. Нам сегодня надлежало быть на правом берегу. День кончится опять ничем.
Живая вода
Главная тяжесть атаки снова выпала на правое крыло союзников. Французы, как и вчера, сопротивлялись отчаянно. На левом фланге Мелас атаковал французов слабо, хотя перед ним находилась всего одна бригада. Вопреки приказанию, Мелас удержал при себе резерв, когда поддержка потребовалась правому крылу. Ослушание Меласа подвергло опасности всю армию. Не поддержанный вовремя, Багратион не мог развить своего успеха на правом берегу. Суворов покинул линию огня задолго до окончания боя. Макдональд удержался на правом берегу.
Спустилась ночь. Бой затих. По обе стороны реки пылали бивачные огни. Темная река разделяла противников. Суворов ночевал на расстоянии трех километров от реки. Вечером он всех испугал своим расслабленным видом; боялись, что он занемог. Особенно удивило то, что к ослушанию Меласа Суворов отнесся, видимо, равнодушно.
На 19 июня Суворов не дал новой диспозиции. Осталось в силе прежнее расписание маршей преследования. Общее расположение сил союзников не изменилось, только Меласу было подтверждено подчеркнуто строгое приказание отправить резервную дивизию Фрелиха к средней колонне. Резерв теперь был в распоряжении генерала Ферстера.
Суворов и на Требби не изменил своему обыкновению — встав от сна, обливаться холодной водой, и накануне только сердился:
— Мертвая вода! Неужели во всей Италии нельзя достать двух ведер холодной воды?
Сын хозяина, черноглазый Джованни, с удивлением смотрел по утрам на важного русского генерала, когда Суворова на дворе солдаты в два ведра окатывали водой. Стояла знойная погода, и даже ночи не приносили прохлады. Вода в фонтанах теплей парного молока. После обливания Суворов, нагой и босиком, бегал по замощенному каменными плитами двору. Мальчишка принялся бегать с русским генералом взапуски.
— Довольно! — сказал Суворов по-итальянски. — Пойдем, Ваня, пить со мной чай!
Джованни-Ваня согласился. За чаем Суворов достал из мешка небольшую поджаренную рыбку и сказал:
— Вот мне из России прислали рыбу. Она называется «пряник». Пряники у нас водятся в самых холодных реках, таких холодных, что у вас тут и в помине нет! Попробуй и скажи: хороша ли наша рыбка…
Ваня-Джованни откусил рыбе голову и, подмигнув Суворову, спросил:
— А почему, синьор, русская рыба «пряник» отзывает медом?
— Потому, — ответил Суворов, — что в России у нас реки текут медом и молоком, а берега у них кисельные… А по берегам растут белые деревья. Стволы у них из рафинада, а листья — зеленый чистый леденец. Подует ветер — листья зазвенят серебряными колокольцами.
Джованни рассмеялся:
— Таких рек не бывает. А эта рыба просто испечена из муки с медом!
— Нет, право так, — уверял Суворов, — пряники водятся у нас в
Вечером, когда стемнело, мальчик тайком от всех вывел из хлева осла и, захватив два кожаных ведра для воды, отправился в горы. Чуть светало, когда мальчишка вернулся домой с осликом, нагруженным водою, взятой на самой высокой горе. Вода в этом ключе так холодна, что в ней могут жить даже форели, и по берегам ручья не растет трава, — то был ключ юной родниковой воды, впервые вышедший из недр земли.
Джованни дождался, когда Суворов проснулся, и предложил ему попробовать «живую» итальянскую воду. Сам он скинул штанишки, чтобы подать синьору генералу пример.
— Не бойтесь, синьор, я тоже буду купаться!
Как ни крепился Суворов, а выскочил из-под ледяной воды, когда его окатили из ведра на дворе.
— Живая вода! Живая! — кричал он. — Довольно!
— Еще! Еще! — кричал Джованни, приплясывая и разбрызгивая воду.
Его тоже окатили.
Посинев и стуча зубами, мальчик говорил:
— Синьор, вы видите: и в Италии есть живая вода!
— Да! — согласился Суворов. — Ты убедил меня. Не знаю, чем и как отблагодарить тебя.
— Синьор, — ответил Джованни, — когда вы вернетесь домой, возьмите бочонок побольше, наполните его медом из самой холодной русской реки и напустите в него самых крупных пряников, только не жарьте их, а живыми. И пришлите мне. Я их выпущу в ручей на горе и разведу в нем русские пряники. Наверное, они у нас приживутся!
Суворов обещал исполнить желание маленького патриота.
Купание в живой воде воскресило в памяти Суворова то, что он безнадежно пытался пробудить накануне. Вольно дыша, в легком полузабытьи, он ощутил запах московского леса… Цвели липы на опушке, и пахло медом. Только что прошумел дождь. Сосны и ели сурово и торжественно кадили ладаном смолы. Тонкие веселые березки, соревнуясь с елью и сосной, вздымали над ними на десятисаженную высоту прозрачные вершины. Солнце стояло высоко, и мокрая листва берез казалась хрустальной — блистала, переливаясь и сверкая. В могучем шуме древесных вершин Суворов ясно слышал детский лепет множества серебряных колокольчиков. От вчерашнего недомогания не осталось в следа.
Вошел Багратион, тоже вставший спозаранку после бессонной ночи в накаленном за день доме виноградаря. Багратион осунулся. Глаза его ввалились, были в темных кругах.
— Нехорошо, князь Петр, — сказал Суворов, взглянув на Багратиона.
— Что делать, ваше сиятельство!
— Хорошо, генерал, теперь под Москвой… А в Грузии?!
— Ах! Я не спал всю ночь, вспоминая!
Союзные войска перед полуднем начали строиться в виду противника в боевой порядок. Французы ответили тем же. Они двинулись в атаку первыми, чтобы иметь реку позади себя. Хотя из-за подъема воды от выпавших в верховьях дождей течение Треббии сделалось тише, зато там, где вчера воды было по колено, она стояла сегодня почти по пояс. Переправа давалась французам труднее, чем в первые два дня битвы. Они уже четыре раза переходили Треббию.
В этот день им пришлось, ретируясь, перейти реку в пятый раз.
Разгром
Багратион получил приказание идти со своим корпусом против Домбровского, который шел высотами, чтобы охватить правый фланг русских. Розенберг получил приказание Суворова «смотреть вправо», не теряя связи с авангардом Багратиона.
С кавалерией на флангах Багратион отважно кинулся в штыки.
Напрасно Багратион вырывался на коне вперед, чтобы показаться Домбровскому, — командир польской дивизии берег себя.
Поляки бились с мужеством отчаяния. Но их порыв вскоре погас. Они не выдержали штыковой атаки, побежали и едва успели спастись за Треббию.
Увлеченный атакой, Багратион зашел вправо так далеко, что между его корпусом и войсками Розенберга образовался пустой промежуток около версты. Недаром Суворов приказал Розенбергу «смотреть вправо»: пятнадцать батальонов французов ринулись в пустое пространство. Розенберг против них мог послать только пять батальонов.
Закипел неравный бой. Подавленные тройными силами, русские начали отступать, отдавая каждый шаг с бою. Багратиону грозило быть отрезанным. Розенберг поскакал к Суворову.
Изнемогая от зноя, Суворов лежал в тени огромного камня в одной рубашке, заправленной в шаровары. Розенберг сказал ему, что солдаты не в силах больше держаться и следует отдать приказ об отступлении. Суворов ответил:
— Попробуйте сдвинуть этот камень. Не можете? Так же невозможно и отступление. Извольте держаться крепко. Ни шагу назад!
Вслед за Розенбергом приехал Багратион.
— Что, князь?
— Нехорошо, ваше сиятельство! Поляков мы прогнали за реку, но у нас убыль больше половины. Ружья от нагара перестали стрелять.
— Да, князь Петр, нехорошо! — согласился Суворов.
Он потребовал коня и поскакал на правый фланг, послав перед этим ординарца к Меласу, чтобы тот усилил натиск на противника. Суворов надеялся, что Мелас оттянет на себя силы французов с их левого фланга.
