совсем небезопасно. Силовых линий в комнате, да и во дворце было достаточно, конечно, такого энергетического узла, как в Бруке, не было и в помине, но для работы с приличными плетениями вполне хватало. Тут мне требовалась не огромная мощь благословения богов, а ювелирная работа с тончайшими линиями жизненных сил двоих человек, которые из-за кинжала так перепутались, что напоминали неряшливый моток пряжи. Максума и Гонора надо было разделить на энергетическом уровне, залатать получившиеся в ауре дыры, чтобы они могли жить вдали друг от друга, не теряя сил и здоровья.
Мало мне было толпы праздных зрителей, множества настороженно следящих за нами глаз, так еще при работе придется осторожничать и не задевать множество защитных и охранных плетений, которые во множестве навешали человеческие маги в апартаментах принца, да и по всему королевскому дворцу.
'Успокойся и делай все, что считаешь необходимым, а мы обеспечим тебе безопасность при любом исходе'.
Мысленная поддержка деда очень мне помогла, я вздохнул и достал стилет.
Глава 30
У него все-таки получилось!
Торрин до самого последнего момента сомневался в том, что удастся вытянуть либерийского принца из бессознательного состояния. Но внук в очередной раз показал, что строить какие-либо предположения относительно его возможностей совершенно бесполезно — он все равно все сделает по-своему.
С самого начала шаман не одобрял самой идеи лететь в Либерию и лечить какого-то дальнего родича Эчеррина. Конечно, эта страна старый союзник, да и королевская династия орков вполне устраивала, но рисковать сильнейшим шаманом степи ради людского принца? Нет, слишком неравноценный обмен! Но внук еще не забыл свои человеческие корни, хотя в детстве от той родни не видел ничего хорошего, поэтому и бросился на помощь братьям, не считаясь с мнением старейшин. Еще в Бруке шаман имел долгий разговор с Зуррином, и они пришли к выводу, что мальчишке надо дать некоторую свободу принятия решений — пусть набирается опыта и самостоятельно лишается иллюзий относительно благодарности людского рода. Эчеррин все еще не понял, что после инициации в нем дара ко всем видам магии, принять его за человека стало довольно затруднительно. Кланы относились к обещаниям и клятвам людских властителей с легкой долей иронии и сомнений — слишком часто короли забывали свои обязательства или отказывались от собственного слова. Человеческая поговорка 'я хозяин своего слова: захотел — дал, захотел — забрал' в кланах вызывала возмущение, так как даже самый распоследний орк никогда не отказывался от своих клятв. Обманщика карали духи предков — от него отворачивалась удача, и преступник быстро заканчивал свой жизненный путь самым позорным образом. У людей все было иначе — только воспитание и мнение окружающих заставляло человека держать слово. Честные и порядочные партнеры встречались редко, орки их ценили, но особого доверия расы друг к другу не испытывали.
Сейчас же орки проявили невиданное легкомыслие, доверив жизни шаманов и старейшины людям, и прилетели в столицу старых союзников столь малым составом. Конечно, людям совершенно незачем знать, что к утру над дворцом в небе уже будет прятаться огромный транспортник с тысячей бойцов на борту — это может оказаться последним аргументом Торрина, при возникновении серьезной опасности для внука. А то, что этот визит не пройдет гладко и радостно старейшина знал с самого начала — его не зря считали сильнейшим предсказателем Небесной Змеи.
Когда внук начал выкладывать черное оружие на стол, шаман ожидал опять почувствовать 'зов', но мальчишка между делом провел пару раз рукой — и железяки так и остались просто железяками. Эчеррин, похоже, даже не замечал, что делает что-то с силовыми линиями, такое впечатление, что магию он воспринимает не как инструмент достижения цели, а как часть самого себя. Быстро размяв песок из долины, юный шаман слепил из него кособокое подобие плошки (при этом от него так несло силой, что у шамана волоски на теле встали дыбом, а у королевского мага стало подергиваться веко левого глаза). Потом внук быстро собрал у нужных людей по несколько капель крови, долил в сосуд 'живой воды', и стал помешивать жидкость указательным пальцем правой руки, при этом камень в эльфийском кольце начал светиться, постепенно набирая яркость. Эчеррин внимательно посмотрел на кронпринца, затем лизнул розовый от жидкости палец, кивнул, словно соглашаясь с собственными мыслями, и стал аккуратно смазывать черный металл смесью крови и воды.
Закончив с оружием, сложенным в ногах больных, он подошел к середине стола и вылил остатки жидкости на кинжал, который судорожно сжимали руки Максума. Затем он вытащил роковое оружие и небрежно отложил в сторону, братья разъединили руки и… ничего страшного не произошло.
По комнате пронесся судорожный вздох — все присутствующие невольно задерживали дыхание, ожидая для больных смертельного исхода.
Между тем Эчеррин размял отслужившее свое сосуд и стал лепить из пластичного металла узкий обруч, старейшина еще удивился такой форме — для браслета изделие было слишком велико.
— Тетя, у тебя есть какое-нибудь украшение, которое передается в твоей семье несколько поколений?
Слегка удивленная подобным обращением от Эчеррина, женщина пока не признавала их родства, да и на 'ты' они не переходили, однако, королева быстро пришла в себя, слегка задумалась и решительно сняла со своего платья приколотую под горлом брошь с большим изумрудом.
— Вот, это часть комплекта, есть еще серьги. — Даина взяла украшение и положила его племяннику на протянутую ладонь. — Брошь в нашей семье много поколений передается по наследству, моя прабабушка говорила про нее, что она защищает от дурных взглядов.
Внук внимательно осмотрел украшение, потом легко согнул золотую оправу и вынул камень. Покатав изумруд между пальцами, он просто вдавил его в серебристый обруч и подмял края так, чтобы камень прочно держался на новом месте.
— Тетя, приподнимите голову сына, мне надо примерить на него небольшой амулет.
Не сказав ни слова, королева подошла к Максуму и, бережно положив ладони на его затылок, слегка приподняла голову. Старейшина с интересом стал наблюдать, как внук одевает на голову больного обруч с камнем.
Поначалу Эчеррин немного промахнулся с размерами, обруч легко проскочил и застрял, зацепившись за уши и переносицу.
— Велико.
Королева терпеливо давала племяннику советы.
— Надо бы ужать немного…
Внук, быстро перебирая пальцами металл, добился нужного размера, и обруч плотно лег на голову либерийского принца, причем фамильный изумруд оказался точно посередине лба. Убедившись, что головной убор не упадет, принца оставили в покое, а королева вернулась на свое место.
Эчеррин проверил пульс у обоих братьев, а потом подозвал выбранных для привязки людей. Начали с юношей — каждый из них подходил к столу, брал в руки черный кинжал, и потом целовал кронпринца в камень на обруче.
Первый человек, направляемый юным шаманом, в смущении пытался отказаться от столь странного поступка, но окрик короля заставил его безропотно подчиниться. Когда девушка взяла саблю и с удовольствием поцеловала Максума сначала в плотно сомкнутые губы, и лишь затем прикоснулась к изумруду, все предпочли закрыть глаза на некоторую вольность в выполнении ритуала. Так как черный кинжал уже не связывал братьев, то появилась возможность перенести Гонора на стоящую рядом кровать одного из его телохранителей.
Расставив людей вокруг стола, Эчеррин взял парные мечи и положил их на принца таким образом, чтобы его ладони накрыли рукояти клинков.
— Приготовьтесь. — Тихо и уверенно прозвучал голос внука. — Когда кронпринц очнется, у вас может закружиться голова и наступить легкая слабость.
Рыженькая девушка, стоя в ногах своего кумира, крепко сжимала маленькими ладошками рукоятку сабли. От восторженного ожидания чуда у нее алели щечки и ярко блестели карие глаза. Старейшина
