— И сколько такая редкая монета стоить может? — слегка просевшим голосом поинтересовался Агамемнон.
— Тысяч до тридцати-сорока легко, — пожал плечами специалист, но, увидев на лице новичка легкую тень разочарования, не замедлил разъяснить. — И не рублей, балда, евро.
— Да ладно, — не поверил потрясенный Агамемнон.
— Могу в Интернете показать, — заверил Гриша. — Там, конечно, цены сильно завышенные, но общее представление получить можно.
Сорока минут вполне хватило для получения общего представления.
Агамемнон загрустил.
— Да-а, — протянул он, откинувшись в кресле возле компьютера. — Нам бы клад из платиновых монет найти, да еще и фальшивых. Здорово было бы, да? Где ж его взять-то? До Ивана Купалы еще целый год почти, а где еще искать — ума не приложу.
— Так хочется?
— Невтерпеж, — признался Агамемнон. — Может прабабку свою потрясти?
— Ого! — восхитился Григорий. — У тебя еще есть живая прабабка?!
— А мы живучие, Рождественские, — задумчиво пробормотал Агамемнон. — Только вот помнит ли что?
— А что она должна помнить? Где чекисты золото прятали? — рассмеялся Гриша. — Откуда у нее клад? Она уж у тебя в деревне глухой проживает вроде.
— Она раньше дворянкой была, — обиделся Агамемнон за родню. — А вот потом…
— И что? Ты «Двенадцать стульев» читал? Она что, тоже свое золото дворянское в стулья зашила?
— Хватит хохмить! — вспылил Агамемнон. — Денег у нее куча была! Целая усадьба, понимаешь?! И причем, не самая маленькая в уезде. Но главное, не это. Главное — это то, что прадед мой совсем не простой человек был. Одержимый. Болел он азартными играми. Серьезно болел, почти как ты монетками своими. Так вот, помниться, бабка еще моя рассказывала, что его осудили то ли за растрату какую-то, то ли — внимание! — за подделку денег.
Гриша минуту переваривал.
— Это он, наверное, бумажные деньги подделывал. Или облигации какие-нибудь. Тогда мода такая была.
— Как же, — фыркнул Агамемнон и отлил последнюю пулю. — У него друг на монетном дворе то ли управляющим был, то ли помощником.
Нумизмат оказался сражен наповал.
— И ты об этом столько лет молчал! — возмутился он.
— А мне это надо было вынести на заседание совета дружины? — ехидно прищурился Агамемнон.
— Ну, мне-то мог бы сказать!
— Вот и говорю.
Гриша исчез с кухни и вернулся с толстым атласом автомобильных дорог Подмосковья.
— Это сколько километров от Москвы? — раскрыв атлас на оглавлении, уставился он на друга.
— Полтораста, в сторону Рязани. Мать моя точно знает.
— Ясно, — кивнул Гриша, ведя пальцем по списку дорог. — А где машину возьмешь?
Агамемнон поднял голубые глаза на нумизмата.
— А твоя машина разве не ездит?
— На моей…? — оторопев, присел Гриша на табуретку. — Ах, вот зачем ты заявился…
Агамемнон смерил его оценивающим взглядом.
— А ты думал на чьей?! — возмутился он для вида. — Твоих же в деле десять процентов!
— Пятьдесят, — обиделся Палий.
— Двадцать, — отрезал Агамемнон и протянул ему руку.
— Когда тронемся? — обреченно спросил Гриша, пожимая его ладонь.
Руководитель экспедиции посмотрел на часы.
— Сейчас восемь, — задумчиво сказал он. — Собирайся в темпе. Через час и тронемся.
— Сегодня? — оторопел нумизмат.
— А что тянуть-то?
Когда Агамемнон видел впереди ясную цель, препятствия ломались на его пути словно спички.
Анатолий Кравченко
Когда Анатолий, наконец, прибыл на место, горящие обломки первого джипа сопровождения уже удалось потушить.
Начальник группы Матвей Мохов — перемазанное в саже и крови лицо, черные руки и опаленные волосы — метался среди исковерканного металлолома.
— Наконец-то! — крикнул он, махая рукой. — Мы заждались.
— Пробки, — коротко бросил Анатолий, выбираясь из машины и оглядывая поле боя.
Перевернутый джип справа в кювете напоминал решето с вывороченным перекрученным металлом, без стекол и со свисающей с колес рваной резиной. Обломки второго мирно курились неподалеку. Чуть дальше стояла, перегородив один ряд почти полностью, головная машина — с отметинами от пуль на боку тяжелый бронированный «мерин». Он горел смрадным черным дымом, а возле него суетились двое с огнетушителями.
— Нападавших взяли? — сухо осведомился Анатолий.
— Да.
— Сколько?
— Двое.
— Где они?
Мохов замялся.
— Там, — вздохнув, махнул он рукой в сторону горящего «мерина». — Там они лежат.
— Понятно, — в свою очередь вздохнул Кравченко. — Что ж вы так, а?
Матвей поднял черное лицо. В карих глазах его читалось все: и усталость, и боль, и разочарование.
— Так вышло, — коротко ответил он.
Кравченко посмотрел в сторону «мерина».
— Мы кого-нибудь потеряли? — после паузы спросил он.
— Да, — кивнул Мохов. — Четверых. Сразу, наповал. А Тарас Васильевич где?
— Его не будет, — попытался влезть в разговор водитель Кравченко, Митя, с которым они всю дорогу оживленно обсуждали происшествие, но смолк под холодным взглядом Анатолия.
— Сядь в машину и подожди, — распорядился Кравченко сухо. — И перезвони в офис, выясни, наконец, где эти чертовы эвакуаторы.
— Одну секунду, — умоляюще произнес Митя и повернулся к Мохову. — А водители? Сергеич, Пашка?…
— Иди в машину, — жестко повторил Кравченко.
Шутки кончились.
— Оба — в клочья, — одними губами произнес Мохов вслед удаляющемуся поникшему Мите, но Анатолий услышал.
— Еще кто-нибудь? — обернулся он.
Секунду они смотрели друг другу в глаза.
— Еще двое из группы сопровождения. Саня Творогов, — произнес, наконец, Мохов. — И Гоша
