— Что ты чушь несешь? — горячился Пузырь. — Какая же она русская красавица?! Ты видал ее зад?!
— Откуда? — возмутился Бак. — Ее только по сиськи показывают! Сиськи — точно отменные.
— Может быть, — остыл Валентин. — Но задница — во-о-о!
Он принялся показывать размеры и едва не въехал залезающему Смагину кулаком в лоб.
— Э…, — еле успел уклониться Сашок. — Поосторожнее с руками.
— А ты ее задницу видал? — немедленно переключился на старшего Бак. — Ну, Ларисы Пеговой.
— Видал, — сдержанно кивнул Саня, старательно отряхивая ботинки. Он не любил мокрой обуви.
— Ну? — нетерпеливо поинтересовался Бак. — И как?
— Чуть поменьше, чем Пузырь показывал, — честно признал Сашок.
— Хороша, значит, — мечтательно произнес Бак. — Люблю таких женщин.
— Что пациент сказал? — отмахнулся от него Пузырь.
В машине было тепло, и Сашок с наслаждением вытянулся на сидении.
— Ничего, — пожал он плечами. — Но дал еще двоих.
— Те дадут новых пятерых, — пробурчал Пузырь. — Так мы и будем до лета разъезжать. Скольких мы уже проверили?
— Человек двадцать, — прикинул Саня. — Почти всю группу.
— Может, мне с ним поговорить? — задумчиво предложил Пузырь.
Саня прекрасно знал его разговоры.
Пузырь после первого вопроса обычно, сразу переходил к делу. И если Саня вполне мог ограничиться ударом в нос, то Пузырь принимался истерить и резать. Резать и истерить. По кругу.
— А смысл? — пожал Саня плечами. — Он и так уже, наверное, к врачу побежал со сломанным носом.
Сзади заворочался Бак.
— Я думал, ты его подрезал, — разочарованно протянул он.
— Слышь, ты, маньячина, — повернулся Сашок. — Когда надо будет — порежу. Ты о Пеговой лучше мечтай.
— Да понял я, — откинулся Бак на спинку сиденья. — А о Пеговой не могу, возбуждаюсь сильно.
— Главное — салон не изгадь, — пробурчал Сашок..
Пузырь завел микроавтобус.
— Куда едем? — вопросительно посмотрел он на Смагина.
— Номер пробьем и узнаем, — отозвался Саня, доставая из кармана телефон. — Только печку включи посильнее — совсем я замерз по сугробам лазить.
Максим Дронов
Максим закрыл дверь кухни и со вздохом опустился на табуретку. Перед ним на столе лежали горкой песочные пирожные, их он очень любил. Только сейчас пирожных не хотелось. Совершенно.
Мама Андрея, тетя Оля, стояла у окна и курила короткими нервными затяжками. За три дня она превратилась из цветущей молодой женщины в старуху.
— Так постоянно, — произнесла она, не поворачиваясь. — Крутит эту песню по кругу. Сидит за своим компьютером, не отрываясь. Не ест, не спит, даже, по-моему… Боже… Эта музыка сводит меня с ума…
Максим вытащил сигареты.
В квартире звучала тоскливая мелодия, что-то вроде «Энигмы», наполненная неземной болью и отчаянием. Вокалистка надрывно вытягивала на английском нечто душераздирающее, а унылый хорал усугублял общее впечатление безнадежности. Песня, объективно говоря, была ничего. Только, конечно, если слушать ее потише, не с утра до вечера и в безоблачно-жизнерадостном настроении.
— Can you heal me… Can you heal me…
— Можешь ли ты меня исцелить, — пробормотал Максим, закуривая, но тетя Оля услышала.
— Мне все равно, что это означает, — произнесла она. — Я просто хочу тишины. Хотя бы на время. Я понимаю, у Андрея горе, но нельзя же так мучить всех окружающих… Подумаешь, девушка его бросила… В конце- концов, знаком он был с этой Наташей всего пару месяцев…
Почти полгода, поправил ее Максим мысленно. Не все вы, тетя Оля, однако, знаете…
— Ладно, — сказал он, поднимаясь, — пойду, поговорю. Может, хоть насчет песни договорюсь. И чтобы поел… Загнется ведь у своего компьютера…
— Иди, — так же, не оборачиваясь, произнесла тетя Оля.
А ему внезапно захотелось сбежать из их проклятого богом дома, забыть навсегда, вычеркнуть из жизни. Словно и не было у него никогда друга Андрея. Отличная мысль! Прекрасная, да. Только идет она в разрез с давним и светлым понятием — мужская дружба.
В коридоре тоска от звучащей мелодии навалилась с новой силой. Максим отчетливо слышал каждый барабанный перестук, а тарелки словно повизгивали уже где-то внутри тела пронзительно и тоскливо.
— Runaway… Runaway… Can you heal me?…
С запоздалым страхом он представил, как песня грохочет у Андрея, и мысленно содрогнулся.
В комнате друга к потолку взмывал Монблан сваленной одежды, а рядом на тумбочке высился музыкальный центр, из которого, собственно, и растекалось по квартире убойное творение неизвестных певцов. Стены были оклеены пестрыми плакатами новых игр и фильмов, какими-то странными графиками и диаграммами, а прямо перед диваном висел портрет Билла Гейтса, наклеенный на доску для дартса и утыканный дротиками. Как говорил Андрей, товарищ Билл получает дротиком в лоб при каждом зависании компьютера. Судя по щербатости портрета, Андрюхин «Пентиум — 4» работал из рук вон плохо.
Сам хозяин берлоги, взъерошенный, небритый, одетый в короткую майку с надписью «Windows must die!» и в не менее короткие шорты, сидел в кресле за компьютером и, сутулясь, что-то быстро, сосредоточенно набирал на клавиатуре. Все остальное свободное пространство было завалено исписанными листами, пустыми бутылками из-под пива, пачками сигарет, какими-то электронными платами, электрическими кабелями и прочей компьютерной дребеденью.
Пахло здесь отвратительно — алкоголем и несвежим телом. Максим, оглядев весь гадюшник, брезгливо пнул кучу одежды на полу, расчищая дорогу к дивану. И к музыкальному центру, которым хотелось запулить в окно.
— … you heal me… — раздалось в последний раз из колонок. С наслаждением выдернув шнур из розетки, Максим поднял взгляд и встретился с красными опухшими глазами Андрея.
Тот, очевидно, несколько секунд пытался сообразить, кто это посмел вторгнуться в его владения без спроса, пока, наконец, не узнал друга.
— Ты?… — вопросительно выдохнул он. В одной руке его была дымящаяся сигарета, а другая шарила по столу в поисках пива.
— Левее, — кивнул головой Максим. После смолкнувшего грохота музыки у него было странное ощущение абсолютной глухоты. — Левее бутылка стоит.
Андрей мельком глянул на стол, вцепился в бутылку, сделав несколько жадных глотков, отер губы и глубоко затянулся сигаретой.
— Чего орешь? — окутываясь дымом, буркнул он. — Не глухой, слышу.
Сам он тоже, впрочем, говорил отнюдь не шепотом.
— Ну и что? — спросил Максим.
— Что «ну и что»?
— Так и будешь сидеть?
— А тебе-то что?
— Как это «что»? Мне не все равно, что с тобой происходит.
— А-а… — протянул Андрей.
Знали они друг друга с детства. Учились в одной школе, сидели за одной партой на «камчатке», жили
