мной, — перейдут на «Акулу».
Хрольв не ожидал такого подарка. Большой корабль с рабами и оружием — что еще нужно для успешных походов за богатством и славой?! Да и плыть-то к чужим владениям не надо, вот они рядом — несколько гребков, и взору откроются чудесные города, полные сокровищ!
— Я заберу рабов и оружие, — недоверчиво косясь на меня, произнес он.
— Хорошо, но кое-что возьму и я. Часть добычи — наша.
— Вон ты как заговорил! А кричал, будто тебе ничего не нужно, кроме золота.
Юнцы за спиной Хрольва почувствовали себя увереннее. Теперь они не скрывали своего презрения и выглядели, будто петухи перед рассветом. Слова нового вожака рассмешили их.
— Что ж ты молчишь, Боязливый Хаки? — выкрикнул кто-то.
— Раньше бы я ничего и не взял, — сказал я. — Но теперь мой хирд не пойдет за золотом. Мы слишком слабы для этого и потеряли проводника. Мы возвращаемся!
Хрольв расхохотался. Он чувствовал себя чуть ли богом.
— Ха-ха-ха! «Хевдинг»! Трус, признающий свою слабость! Забирай все, что пожелаешь, и убирайся! Ты позоришь воинов О дина!
Мое терпение кончилось. Рука потянулась к мечу, но Трор вовремя перехватил ее:
— Молчи. Они глупы. Подумай…
Я подумал и смолчал. Мы взяли двух рабов-румлян, несколько изогнутых, украшенных дорогими каменьями кинжалов, бочонок воды, немного сушеного мяса и тюк тонкой ткани. Все это пригодиться на обратном пути. Остальное забрали торжествующие юнцы.
Мы сели на весла. Скамьи убитых заняли рабы. Цепи с них сняли, а Скол кое-как объяснил, что они могут освободится смертью или службой на викингов. Румляне дружно выбрали второе.
Мальчишки проводили «Акулу» насмешливыми выкриками и свистом. Хрольв громогласно издевался над нашей трусостью и хвастался будущими победами.
— Эти города лягут к моим ногам! Я буду купаться в золоте халифа, а ты, Волк, будешь выть на луну и грызть обглоданные кости со стола ярла Хакона!
Глупец! Он и не подозревал, как близко его бесславие! Улизнувший торговый корабль разнесет весть о чужеземцах, и вскоре весь флот халифа начнет охоту за ними. В лучшем случае Хрольву грозит быстрая смерть, в худшем — долгое и позорное рабство.
— Ты жестоко наказал их, — сказал Трор. — Они ж совсем мальчишки… Ничего не понимают.
Я повернулся к нему:
— Мальчишки?! — и указал на измученных хирдманнов, неподвижного Льота и похожее на тряпичный куль тело Джании. — Те, кто устроил это, — враги, а сколько лет моим врагам, я не считаю!
Трор покачал головой и отошел, а я все еще смотрел на оставленный дромон. Больше я его уже никогда не увижу. И зазнавшихся мальчишек тоже… Возможно, Трор прав, и я стал слишком жестоким, но разве я виноват в том, что обида превзошла жалость, а голос разума заглушил порывы моего сердца?
Льот умер в заливе, неподалеку от Страны Фризов[72]. Смерть пришла за ним ночью, во время шторма, и никто не успел с ним проститься, потому что все сражались с разыгравшимися дочерьми Ран. Он вздохнул в последний раз, и, словно склоняясь перед мужеством воина- скальда, буря утихла. Мы зарыли его на холме, между двух одинаково стройных ясеней, и двинулись дальше. Грустить было некогда…
А на другой день возле берегов Дании мы встретили драккары Гренландца. Когда я расставался с ним в Агдире, у него было всего три корабля. Ныне их стало восемь, а сам Гренландец возмужал и отрастил короткую кучерявую, как у грека, бородку. Теперь уже ничей язык не повернулся бы назвать его мальчишкой. Он шел с Гебридских островов с грузом шерсти и скота. Позади его драккаров мотались по волнам тяжелые груженые баржи, и Гренландцу было не до драк. Он обрадовался нежданной встрече.
— Хаки! — едва я переступил борт его драккара, завопил конунг. — Сам Ньерд послал мне тебя! Мне показалось, что Гренландец чего-то боялся.
— Нынче в Стране Саксов[73] неспокойно, — торопливо рассказывал он. — Отто-кейсар[74] требует, чтоб Синезу-бый и все даны приняли бога христиан, иначе грозится двинуть свои войска к Датскому Валу. С ним пойдут венды и фризы… По морю тут и там шастают его лазутчики, а мои корабли так нагружены. Я хорошо заплачу, если проводишь меня…
Я не собирался в Данию. После долгого морского похода хотелось попасть на родину, все чаще снились мать и братья, однако предложение Гренландца мне понравилось. Дания лежала по пути к дому, а деньги никогда не бывают лишними.
— Добро, — ответил я.
Когда мы подошли к Лима-фьорду[75], я не поверил своим глазам. Казалось, будто вновь повторяется поход против Серой Шкуры. Побережье фьорда было усеяно кораблями. Радуя глаз яркой расцветкой и изящными линиями корпусов, они борт о борт мирно покачивались на волнах. Несколько пронырливых челноков-асков отчалили от берега и нырнули во фьорд. Аски были доверху загружены бочонками и большими коваными щитами.
— Куда это они? — спускаясь на берег, спросил я.
— Я ж говорил, — объяснил Гренландец, — Синезу-бый укрепляет Датский Вал. Боится, что кейсар выполнит угрозу. Скоро сюда на помощь Синезубому придут люди из Гаутланда[76] и войско из Норвегии…
— Кто приведет норвежцев?
— Хакон-ярл с сыном —Эйриком. Я усмехнулся. Значит, Хакон все же одолел Рангф-реда и уселся над норвежскими бондами…
— А Скофти Новости? — поинтересовался я. Гренландец удивился:
— Где же ты был, что ничего не знаешь? Я пожал плечами. Рассказывать молодому конунгу о неудачном походе за золотом не хотелось.
— Далеко, — коротко ответил я. Он покачал головой:
— Должно быть, очень далеко, если не слышал, что прошлым летом Эйрик, сын ярла Хакона, поцапался со Скофти. Эйрик поставил свой корабль рядом с дракка-ром отца и не захотел уступать это почетное место Скофти. Они долго оскорбляли друг друга, а потом схватились за мечи, и Хакон рассердился. Он приказал сыну уйти. Эйрик послушался, но затаил обиду. А в середине лета подкараулил беднягу Скофти где-то у Мера и разбил его.
— Как же Хакон? — не поверил я. — Неужели стерпел?
Гренландец отмахнулся:
— А что ему оставалось? Когда весть об этой битве долетела до ярла, его сын уже гостевал в Дании под защитой Синезубого. Тот пожаловал ему сан ярла и земли на самом севере Норвегии. Хакон не стал связываться с таким сильным потивником, как конунг данов. Он предпочел простить Эйрика. Теперь они неразлучны.
— Надо же… —хмыкнул я и задумался. Ярл был силен сам по себе, и Эйрик тоже, но вместе они стали невероятно могущественны… Пожалуй, не следовало торопиться домой, когда вокруг творились такие интересные дела.
— Ладно. — Гренландец заметил кого-то из знакомцев и заторопился. — Если надумаешь помочь Синезубо-му отбить войско кейсара — найди меня. Я поставлю тебя старшим над тремя драккарами.
Он ушел, а я направился к «Акуле». У ее высоких бортов уже толпились даны, а Трор громогласно рассказывал о Нервасунде и нашей победе над дромонами. В доказательство своих слов он показывал кривой арабский меч. Клинок удивлял слушателей куда больше, чем рассказ. Он был острым, упругим, словно ясеневая доска, и не ломался даже от самого сильного удара.
Я подозвал Скола:
— Ставьте шатры. Будем ждать. Гренландец сказал, что Синезубому нужны хорошие воины…
Кормщик кивнул и тут же принялся распоряжаться, а я решил оглядеться. Помимо хирдов и ополчения, на зов конунга данов явились молодые, желающие отличиться в бою одиночки. Крепкие, румяные парни бесцельно слонялись между шатрами воинов, приглядывались к шутейным поединкам и громко бахвалились
