Поняла?
Я закивала. Оказывается, и у воевод есть сердце! Скоро я увижу Олава! А правда?.. Да кому она нужна, эта правда! Главное, Олав опять будет рядом!
Едва слушая воеводу, я переминалась с ноги на ногу и поглядывала на вход. Казалось, за хлипкой дверью стоит не горбоносый слуга Сигурда, а мой урманский приятель. Мне не терпелось увидеть его.
— Отныне одевайся и веди себя как свободная. Никто не обидит тебя под страхом моего гнева. — Сигурд сложил руки на груди. Его длинные, слишком тонкие для меча пальцы нервно скомкали край плаща. Предчувствуя дурное, я замерла.
— Даже я не стану тревожить тебя попусту, — продолжал воевода, — но не смей забывать, кто твой хозяин. Когда придет срок, ты станешь жить, как захочу я, думать, как захочу я, и говорить с Олавом лишь о том, что велю я. Непослушания не прощу, но если сумеешь угодить — отплачу сторицей. Поняла?
— Да.
Мне хотелось прыгать от радости. Воевода обещал кров, защиту и Олава, а требовал за свою услугу столь малой платы! Неужели он сомневался в моей благодарности?!
— Коли так, — киевлянин поднялся и, не глядя на меня, двинулся к двери, — останешься спать здесь, утром мои люди отвезут тебя в Ладогу.
— В Ладогу?!
Я думала, что Сигурд возьмет меня с собой в Киев…
— А ты куда собиралась? — уже в проеме двери оглянулся воевода. Его красивое лицо скривилось в жестокой усмешке. — Олав не увидит тебя еще долгие годы… Пока я не пожелаю.
Дверь распахнулась, выпустила его и захлопнулась, словно пасть огромной рыбы. Стараясь понять странности Сигурда, я прошла к печи и опустилась на служившее столом полено. Подставляя теплу влажный бок, оно слегка качнулось. Я дотронулась пальцем до отсыревшего дерева и оглядела прячущиеся в темноте стены. Почему Сигурд выбрал для разговора эту заброшенную халупу? Чья она? Кто жил в этом доме?
Я вздохнула. Похоже, в отличие от меня, у избы не было хозяев…
Утром меня разбудили резкие голоса у двери. Еще не разомкнув глаз, я признала своих недавних похитителей — горбоносого и того, который пожалел меня, столь неуклюже свалившуюся с лошади. «Сигурд, — вспомнила я, — вчерашний разговор! Эти воины пришли отвезти меня в Ладогу».
— Эй, ты готова? — сунулась в дверь рожа горбоносого. Воину воеводы явно не нравилось сопровождать в Ладогу какую-то болотную девчонку, но с приказом не поспоришь.
— Готова, — откликнулась я и двинулась к выходу. Во дворе в грязной луже переминались два оседланных жеребца — рыжий и гнедой. Горбоносый указал на рыжего:
— Полезай… — и подтолкнул меня в седло. «Ах да, отныне для него я — свободная», — усмехнулась я. Свободной, да еще и неведомо о чем толковавшей с Сигурдом девке положен особый почет. Не то что рабе жалкого эста, которую запросто можно ткнуть мордой в собственное колено. Теперь все будут относиться ко мне с уважением. Правду будем знать лишь я, Сигурд и тот неизвестный Сигурдов слуга, который будет за мной следить.
Горбоносый прыгнул в седло, я обхватила его руками, и мы тронулись в путь. Хотя нет, не тронулись — полетели. Да так, что к вечеру были уже в Ладоге. Городище напугало меня. Его каменные стены сумрачно глядели на дорогу широким зевом ворот, тяжелые абламы нависали над убегающей рекой, а доносящийся издали шум моря плыл над головами монотонным, угрюмым гулом.
«Не будет мне тут удачи», — косясь на темный городище, почуяла я. Не замечая моей тревоги, горбоносый въехал в ворота. Стражи признали знак киевского воеводы и почтительно склонились. Поднимая пыль, скакун горбоносого ворвался в городище. За время пути ни сам горбоносый, ни его добродушный спутник не обмолвились со мной ни словом, но теперь они остановили коней и воззрились на меня, будто ожидали каких-то указаний. Я глупо улыбнулась и заморгала…
— Ну, где он? — нарушил молчание горбоносый.
— Кто — «он»?
— Как кто? — Глаза воина округлились, а брови поползли вверх, делая его похожим на сову. — Дед твой! Сигурд сказал — он будет ждать нас.
— Д-д-дед?
— Очумела… — зло крякнул горбоносый, но приятель остановил его: —
— Погоди… Дай девке очухаться. Сигурд же говорил — она его с малолетства не видела. Вот приглядится и узнает.
Пригляжусь?! Я чуть не расхохоталась. Да сколько бы я ни глядела на бестолково снующих под ногами горожан, отыскать средь них своего давно умершего деда уж точно не смогла бы. А того, кого нарек моим дедом Сигурд, не узнаю и увидев. Но признаваться в этом я не собиралась. Посылая меня в Ладогу, воевода знал, что делает…
— Кого ищете? — крикнул один из ладожских стражей и направился к нам. Горбоносый резко повернулся в седле:
— Девку привезли, а она деда признать не может.
— Деда? — Воин задумчиво почесал затылок. — Не того ли, что весь день возле ворот какую-то родню ожидал? Он сказывал, будто девку ждет… От воеводы Сигурда. Она, мол, из болотных земель…
— Где он?! — чуть не сорвавшись с седла, наклонился к стражу горбоносый. Видя его нетерпение, я хмыкнула.
— Вон у ворот дожидается. Не здешний. Пришел откуда-то…
Горбоносый спрыгнул с коня, впился в мое запястье костлявыми пальцами и побежал к воротам. Волочась следом, я размышляла над хитростью Сигурда. Воевода придумал слишком много уловок, чтоб спрятать от любопытных глаз обыкновенную рабыню. Меня везли двое его воинов, и еще кто-то упредил старика… Теперь и захочешь — следа моего не сыщешь. Неужели все это из-за Олава?
— Он?! — Тряхнув меня за плечо, горбоносый указал на пристроившегося у ворот старика. Худой, в добротной дорожной одежде, с корявым посохом в длинных, узких пальцах старец сидел на корточках, что- то чертил концом посоха по земле и шевелил губами. На подошедших он не обратил ни малейшего внимания.
Опять хитрость Сигурда? Что ж, если воеводе так хочется — я сама признаю «деда».
— Он. — Уверенно кивнув, я шагнула к старику и слащавым голосом пропела: — Дедушка, родненький, уж не чаяла свидеться…
Неведомым образом раздражение горбоносого передалось мне, порождая в душе негодование на приставившего ко мне немощного старика Сигурда и на самого старика, так покорно выполнявшего его волю. «Раб проклятый! Небось думал встретить красавицу, новую воеводскую забаву, усладу для глаз, — глядя на напрягшуюся стариковскую спину, злорадствовала я. — То-то удивится, увидев мою рожу!»
Но радость оказалась недолгой. Дед медленно поднял худое, покрытое шрамами лицо и неуверенно ткнул посохом в мою сторону. Я охнула, воины попятились. Он был слеп.
Тем же вечером слепой слуга Сигурда увел меня из Ладоги. Выполняя хозяйский наказ, старик спешил, да мне самой не хотелось оставаться в сумеречном городище. Что-то бубня себе под нос и шаря посохом по жухлой траве, слепец тянул меня прочь от мрачных ладожских стен. Я послушно плелась за ним, стряхивала с ног налипшие комья глины и думала об Олаве. Где-то он проводил эту ненастную ночь? Веселился на пиру с вновь обретенным родичем или вспоминал проклятого Клерко-на и мечтал о мести?
— Значит, тебя зовут Дара?
Я вздрогнула. С той поры, как мы покинули Ладогу, слепец впервые заговорил со мной.
— Да. А как твое имя? Сигурд не называл его.
Старик остановился, обернулся. «Зачем? Он же слепой, все равно ничего не увидит», — мелькнуло в голове, но рука старца безошибочно отыскала мое плечо. На его узких губах появилась улыбка.
— Не назвал? Ах, Сигурд, Сигурд… — Слепой закашлялся. Раскаты грома заглушили его кашель, и на мгновение мне показалось, будто старик смеется. Я попятилась.
— Ты боишься грозы? — уловив мое движение, удивился он.
— Нет.
— Тогда чего трясешься?
— Замерзла, — ответила я и отвернулась. Что-то в этом старике было не так… Я не знала что, но чуяла
