Блуд отмахнулся от нарочитого, словно от назойливого комара. Видать, от страха перед нападением Варяжко совсем спятил. Везде ему мерещатся предатели да Владимировы соглядатаи – уже и под киевскими стенами их ищет!
– Хорошо, хорошо, – чтоб не ссориться с угрюмым воем, пробормотал Блуд и тут же зашагал прочь, напоследок невнятно пробурчав: – Не обессудь, некогда болтать… Сам ведаешь – дела…
Варяжко проводил его широкую спину долгим взглядом. С той поры как погиб Выродок, Блуд сильно изменился. Нарочитый не мог понять, как и когда воевода успел научиться козням болотника, но, смягчившись нравом, Блуд стал чем-то походить на болотного парня. За ним и раньше водились мелкие провинности, но при этом Рыжий оставался весь как на ладони – поглядишь, и сразу ясно, чего желает, чего задумал, а нынче воевода все делал тишком, молчком и с удивительным безразличием. Вот и теперь – лишь отговорился и отправился неведомо куда.
Варяжко вздохнул, завернул на свой двор. Ласковая, подаренная ему Ярополком рабыня бодро подбежала к нарочитому, потянула в избу.
– Оставь, Дола, – отпихнул ее нежные руки Варяжко. :– Я хочу отдохнуть.
Девка обиженно стрельнула на него темными глазами, но, уразумев, что хозяин не сердится, послушно отошла. Ох, кабы была на ее месте Настена! Представляя, как теплые руки болотницы ложатся на его плечи, как касаются щеки ее мягкие, душистые волосы, Варяжко застонал…
Спеша прочь от нарочитого, Блуд тоже представлял себе любовные утехи, только совсем иные. Воеводу зацепила незнакомая красивая бабенка. В ней таилась какая-то загадочная привлекательность, которая будоражила кровь Блуда, заставляя его то и дело вспоминать таинственные глаза пришлой, ее манящую улыбку и гибкую фигуру. Возникнув прямо перед спешащим по своим делам воеводой, баба повела себя так, словно сама предлагала ему заняться играми Уда, хоть с виду казалась совсем неопытной… Может, именно поэтому, едва дождавшись темноты, Блуд выскользнул за ворота. Отворяя ему, стражник забурчал что-то недовольное. Блуд остановился, предупредил:
– Погоди запирать. Вернусь скоро.
– Нарочитый велел на ночь ворота открытыми не оставлять, – задиристо заявил страж.
– Я говорю – погоди! – упрямо повторил Блуд. На шум подоспели еще двое. Одного из них – седоусого с темным лицом – Блуд признал сразу, пожаловался:
– Что это за строптивец, Матей? Иль ты уже за свою сотню ответа не несешь?
Сотник нахмурился. Ссориться с Блудом не хотелось, и хоть Варяжко дал указ ворот не отпирать никому, он махнул рукой:
– Пропусти его. Я сам его возвращения дождусь! – И, покосившись на довольно посапывающего воеводу, ухмыльнулся: – Небось, не один придешь… Как узнаю, что не ворога приволок?
– По одежке увидишь, – бойко отозвался Блуд. Матей расхохотался:
– Коли та одежа уцелеет!
Блуд отмахнулся от него и нырнул в наступающую темень. Дорогу к Гнилому яру он ведал хорошо – частенько вспоминалось, как шагал по ней рядом с Выродком. От этих воспоминаний воеводу пробирал легкий холодок, а душа сжималась в предчувствии чего-то недоброго. Но на сей раз это ощущение оказалось кстати – как хорошо будет после исполоха почуять нежные женские объятия! Пережитый страх лишь добавит в утеху страсти…
Гнилой овраг возник перед ним темным глубоким провалом. Блуд даже удивился. Почему-то раньше овраг казался ему менее глубоким. А может, он выглядел так зловеще оттого, что скрывал на своем дне уцелевшие останки его рабов-убийц?
Холодный осенний ветер пробежал по ветвям ольховника, заколыхал их в загадочном танце. Перешептываясь, деревья заговорщицки склонились друг к другу, и внезапно у воеводы появилось странное ощущение, будто за ним кто-то наблюдает. Опасаясь спугнуть видока, Блуд осторожно оглянулся. Никого… Лишь темные шумящие деревья и чистое поле за ними. И столь распалившей его бабы тоже не было видно. Но тем не менее чей-то пристальный взор прожигал его насквозь. Блуд поежился:
– Есть тут кто?
Тихим шелестом листьев ольховник рассмеялся над его страхами, а из оврага, громко каркая, вылетели две вороны и, широко размахивая крыльями, направились к поднимающемуся далеко за краем земли бледному лунному колесу.
– Эй ты! – вновь позвал воевода. Он уже начинал жалеть, что опрометчиво отправился в одиночку в глухой овраг. А вдруг нарочитый окажется прав и здесь поджидает засада Владимира? Может, хитрые наворопники уже пришли сюда и лишь дожидаются удобного мига, чтоб налететь на него, полонить и утянуть в свой стан?
– Эй, кто там есть! – сжимая в вспотевшей ладони меч, заорал он. – Выходи!
– Не вопи…
Деревья зашелестели, или впрямь кто-то заговорил? Блуд суетливо обернулся и, охнув, отпрянул от возникшей за его спиной тени.
– Поди прочь, кто бы ты ни был! – поднимая перед лицом пришлого свой меч, заявил он.
– Да будет тебе железом-то махать! – небрежно ответил тот. – Старинного знакомца узнавать да привечать положено, а ты… Эх, Блуд, Блуд, а я-то хотел тебе за труды отплатить.
– Выродок? – Не веря, Блуд пригляделся. Знакомые зеленые глаза сверкнули из-под низко опущенного на лицо пришлого капюшона:
– Наконец-то признал!
Блуд убрал меч. Уразумев, что когда-то испытанный им страх был всего лишь опытной волшбой болотного знахаря и смерть Выродка наверняка тоже была подстроена, он уже давно перестал бояться болотника. Блуд не знал, как Выродку удалось договориться с Малушей, но ведь это древлянка признала его мертвым, хотя он вовсе не умирал, а просто лежал без памяти… Видать, болотный ублюдок напугал бабу, как его самого. Ощущая объединившую их тайну, Блуд даже подмигивал ей при встрече, но знахарка оказалась хитра и на подмигивания и улыбки Блуда отвечала равнодушным, ничего не выдающим взором. Про себя Блуд смеялся над ней – он-то все ведал, но разговора о Выродке с ней не заводил. Зачем? Правда, воевода не мог объяснить странного, время от времени окутывавшего его плечи холода, но это было неважно. И нынешнее появление Выродка его не особенно удивило – он уже начинал подозревать нечто подобное, только смущала мысль – откуда болотник сыскал себе красавицу-помощницу?
– Ладно, какого рожна я тебе понадобился?
– Говорю же: отплатить за труды пришел, – искоса поглядывая на него, заявил болотник. Ему было интересно следить за воеводой. Со времени их последней встречи Блуд стал иным – былой страх куда-то запропал, но это оказалось только к лучшему: Рыжему легче сговориться с простым человеком, чем с могучим чародеем. Договор с колдуном держался бы на его страхе, а страх – что песчаная башня: ветер дунет – и нет ее. Вот жадность и алчность хоть и не столь видны, а прочны куда более. Уж коли эти две сестрицы-близняшки захватят человечью душу – годы будешь от них избавляться и навряд ли избавишься.
Егоша осторожно прикоснулся к Блудовой душе. Там, взирая на мир завидущими глазами, сидели обе сестры, ждали пищи. Болотник усмехнулся.
– Чего лыбишься? – хмыкнул Блуд. – Чем благодарить меня станешь? Может, бабу свою отдашь?
– Могу и бабу, – кивнул болотник. – А того лучше – весь Новый Город и кривичские земли в придачу.
– Чего?.. – приоткрыл рот воевода.
– А вот, погляди, – Егоша протянул Рыжему грамоту. На тонкой выделанной коже темнели начертанные рукой Владимира руны, а под ними стояло круглое пятно новгородского князя. Егоше стоило много трудов уговорить Владимира на сию грамоту, но, благо, помог Добрыня – надавил на племянника.
– «Не я на брата налез, а он на меня», – шевеля губами, читал послание воевода, – «потому движет мною Правда, а не Кривда, и ты, братоубийце изменив, свою честь не опозоришь…»
Остатки былой преданности заставили Блуда возмущенно отшвырнуть свиток:
– Ты на что меня подстрекаешь, тварь болотная?! Князя своего предать уговариваешь?! Да я тебя!..
Отскользнув на шаг, болотник мило улыбнулся:
