его онемевшему телу выпрямиться, расшевелить ноги, отлепиться наконец от ставшей уже ненавистной березы. Всю ночь, выглядывая из-за древесного ствола, княжич видел мерцающие огни на другой стороне озера — там, в усадьбе на небольшом полуострове, войска Хьюсинга и Хельсинга жгли костры. Закрывая глаза, Избор будто видел их — полыхающие жаром, дарящие тепло и уют. Видел воинов вокруг них, протянутые к огню ладони, пар, поднимающийся от высыхающей одежды, блики пламени, превращающие все лица в одно — знакомое и чужое одновременно.
От ощущения недостижимого тепла становилось еще холоднее. Избор разлеплял смыкающиеся веки, косился на брата, пристроившегося справа от него, возле высокого серого валуна. Остюг кутался в тулуп, губы казались совсем белыми, с шапки надо лбом бахромой свисал иней. Гримли не оставлял его, выполняя приказ своего конунга, — похоже, Олав дорожил своим воспитанником…
Слева от Избора и немного позади, за заваленным снегом кустом, напоминающим огромный сугроб, вкопавшись в снег, лежали Латья, Боремир и Изъяслав. Ночью они о чем-то перешептывались, — до княжича доносился едва слышный смех. Их веселье раздражало Избора. Княжичу мнилось — засмеются еще чуть громче, и тотчас же на полуострове вспыхнут множеством ярких глаз факелы, потекут длинной огненной змеей к их берегу, скрывая за своим красным блеском темные фигуры врагов. Несколько раз Избор шипел сквозь зубы, призывая Латью заткнуться, и к утру его усилия увенчались успехом — разговорчивые дружинники примолкли. Хотя, может, они просто устали и замерзли. Как бы там ни было, Избора радовало их молчание.
Когда темнота сменилась серым предрассветным сумраком, Избор обнаружил впереди, за деревьями, еще нескольких знакомцев — людей Бьерна и Орма.
Тощего Кьетви трудно было с кем-нибудь спутать. Поймав взгляд Избора, Кьетви усмехнулся, показал княжичу поднятый вверх большой палец. Осыпавшийся с березы снег припорошил его плечи и согнутую спину, скопился белой маковкой на шапке. Средь других льнущих к укрытиям людей Избор попытался разглядеть Бьерна.
Не нашел.
Выдохнул, по очереди приподнял сперва правую ногу, потом левую, стряхнул с лыж налипший снег. Гисли[183] он оставил еще в лесу, до того как вышли к озеру, — в битве они могли только помешать…
Впереди зашевелились, Кьетви напряженно вытянул шею, поднял вверх руку — раскрытой ладонью к княжичу. Избор повторил его жест, предупреждая о готовности тех, что стояли позади. Краем глаза заметил, как взметнулась вверх ладонь Гримли, как закопошился, выбираясь из-под тяжелого тулупа, Остюг.
Лес взревел сразу, неожиданно, сотнями голосов. Шум начался с одного могучего крика, затем его подхватили еще несколько, а потом, нарастая, словно лавина, он покатился по всему берегу, смял маленькие человеческие фигурки, прилипшие к деревьям и камням, оторвал их и понес вниз, с крутого берега на равнину.
Продолжая кричать, Избор обеими руками оттолкнулся от березового ствола. Ноги отказывались слушаться — первые шаги дались с трудом. Однако затем лыжи разбежались, берег полого пошел вниз, и, повинуясь уклону, ноги сами покатили княжича на озеро, покрытое снегом, уже изрытым неровными дорожками лыжней. Ветер ударил в лицо, попавшаяся под ногу выбоина подбросила княжича вверх. С трудом удержавшись на ногах, он взмахнул руками, выровнялся, не снижая хода, согнул ноги, стараясь не упасть. Мимо, чуть не зацепив его локтем, промчался незнакомый воин, вильнул на ухабе, завалился под ноги княжичу и кувырком покатился с берега, нелепо размахивая руками. Отскочив, Избор едва не столкнулся с Латьей. Вовремя заметив княжича, Латья выставил одну ногу вперед, развернулся, ушел в сторону. Зачем-то махнул рукой, будто показывая себе за спину.
Оглядываться Избор не стал, и без того было ясно, что останавливаться нельзя, — позади, сминая свежий снег, летели с горы воины Хальфдана. Очень много воинов. И если будешь так неуклюж, что упадешь, — вряд ли затем поднимешься…
На равнине лыжи еще несколько шагов пронесли княжича вперед, затем пришлось бежать самому. Снег был рыхлым, и короткие плетеные лыжины все-таки проваливались в него, однако не намного. Теперь Избор зрел пред собой множество спин — они раскачивались, маячили кругляками щитов, а их обладатели, отчаянно толкаясь лыжами и сминая снежную белизну, спешили к полуострову, где уже поднялась паника.
В рассветных сумерках Избор видел невысокие дома на краю полуострова, мечущиеся фигуры меж ними, лошадей, дымок, поднимающийся из дыр в крышах…
Когда над его головой пропела первая стрела и сзади кто-то вскрикнул, Избор вспомнил о брате. Выругав себя за глупость, оглянулся.
Остюг оказался не так уж далеко, чуть сзади, под присмотром того же Гримли, ни на шаг не отходящего от мальчишки…
Урманин, бежавший перед Избором, закричал и упал. Пролетая мимо, княжич заметил торчащий из его глаза хвост стрелы и раскрытый в беззвучном крике рот в обрамлении кучерявой, еще небольшой, бородки.
— Вперед! Да будет сладок поцелуй валькирий! — закричали сбоку.
Избор схватился за рукоять меча, вытащил его из ножен, взмахнул. Тяжесть клинка придала веры, на миг княжич ощутил себя властелином над всеми этими маленькими людишками, что звались его врагами и бежали навстречу ему, глупо размахивая оружием. Наваждение смел крик — дико завизжал, врубаясь в ряды врагов, Гримли, взвыл Кьетви, что-то заверещал, отбиваясь от налетевшего на него крепкого детины в короткой безрукавке, накинутой прямо на тельную рубашку, Латья. Перед Избором возник незнакомый урманин с седой бородой, укрывающей шею и грудь, в шлеме и нагрудной кольчуге. Щеку урманина рассекал старый шрам, из-за чего его лицо казалось перекошенным на одну сторону, будто он подмигивал княжичу. Урманин оскалил желтые зубы и попер прямо на Избора, вращая над головой большим — княжич ранее не видел таких — топором.
Урманин не надел лыж, его ноги утопали в рыхлом снегу куда больше, чем ноги Избора. Пользуясь его неуклюжестью, княжич пригнулся, проскочил под боком у врага, с разворота полоснул мечом по его спине. Урманин упал, задергался в предсмертных судорогах, запрокинул лицо к небу. Теперь, должно быть, он подмигивал невидимым валькириям, в обитель которых так стремился при жизни…
— Берегись!
Рядом с плечом Избора сверкнул легкий нож Тортлава, впился в незащищенное горло маленького, щуплого парня, еще молодого и безусого. Парень хотел ударить Избора мечом — уже заносил его, но, ощутив укол ножа, выронил оружие и обеими руками схватился за горло. Его глаза недоумевающе выпучились, изо рта толчками пошла кровь.
Не дожидаясь, пока он упадет, Избор оттолкнул его и увидел брата. Теперь уже не Гримли защищал мальчика, а Остюг бился за своего хевдинга. Гримли лежал у Остюга за спиной, лицом вверх. Он то и дело приподнимался, норовя зацепить мечом ноги налезающих на маленького воина противников. Иногда ему это удавалось, но встать Гримли не мог из-за широкой раны, рассекшей его левую ногу у колена. Толкаясь единственной, правой, он старался подобраться поближе к воспитаннику своего конунга. Маленький меч Остюга месил воздух, не принося обступившим паренька врагам почти никакого вреда. Сражаться Остюг не умел, поэтому те двое, что напали на него, просто издевались, нанося мальчишке мелкие, но болезненные удары. Однако Остюг, наверное, полагал, что сражается всерьез — его лицо стало багровым от прилившей крови, закушенная, как в детстве, губа выдавала его злость.
Понимая, что скоро враги натешатся и тогда кто-нибудь из них, а то и сразу двое, нанесут мальчишке смертельный удар, Избор ринулся к брату. На бегу крикнул:
— Держись!
Остюг не услышал — был занят своим сражением, Отступать он не собирался. Изловчившись, он удачно прыгнул вперед и ловко резанул острием меча по животу одного из нападающих. Тот вскрикнул сначала расстроенно, потом зло. Похоже, шутки заканчивались.
Чувствуя, что не успевает, Избор выхватил из-за пояса топор, изо всей силы швырнул в того противника, которого зацепил меч Остюга. Урманин вовремя заметил опасность, отклонился. Топор пролетел мимо.
Почуяв приближение нового врага, куда более умелого, чем глупый подросток, воин радостно
