Никогда он так не смотрел на нее. Она оборачивается к Эстер и Жоржу и видит на их лицах один лишь восторг. Только Луиза понимает, что творится в душе молодой женщины, и старается подбодрить ее улыбкой. Хана дрожит, будто в тумане слышит она громкие аплодисменты, отмечающие очередной прыжок Тани. А та, вся в сверкающих капельках воды, вылезает из бассейна, снимает шапочку, встряхивает тяжелой шевелюрой. Хану пронизывает внезапное видение идеальной пары, которую составляют два спортсмена. Они прекрасно чувствуют себя на стадионе, корты и беговые дорожки принадлежат им безраздельно, это их законное царство. Та же мысль отражается на лицах Эстер и Жоржа, так, по крайней мере, кажется Хане. Она никогда не была борцом, при малейших трудностях предпочитала сдаваться и отступать, вот и сейчас ее первым порывом стало желание исчезнуть и уступить место Тане. Солнце померкло. Остаток дня Хана проводит подле Симона, не выпуская его из своих объятий, остро нуждаясь в его близости.
Таня особенно сблизилась с Эстер. Их дружный смех разгоняет тревоги привычных воскресных обедов. Хана теряется в тени этих блестящих женщин, ни с одной из которых не хочет и не может тягаться. Она прячется за оживленной болтовней Эстер, добровольно уступает место яркой красоте Тани и только в обществе сына чувствует себя комфортно.
Несмотря на лишения военного времени, будни семьи согреты теплом этих семейных обедов, – обедов, которые из скудного набора продуктов вдохновенно стряпает Эстер. Во время этих трапез строжайше запрещено хоть словом упоминать о том, что происходит вокруг, все зловещие тени остаются за дверью.
6
Отныне желтую звезду надо носить в обязательном порядке. Максим воспринимает это как личное оскорбление. Он больше не находит аргументов, чтобы успокоить близких. Тревога Жозефа, как и страхи соседних торговцев, растут. Неизбежная перспектива нацепить отвратительный желтый знак выбивает почву из-под ног Максима, насильно связывает его с тем сообществом, о родстве с которым он так стремился забыть. Еще хуже то, что его врагами теперь стали не захватчики, а сами граждане этой страны, вставшие на сторону палачей. Еще раз он решает проявить независимость: эта жалкая тряпка не опозорит его дорогие костюмы, не унизит его семью. Между тем отношения внутри семьи натянуты до предела. Жорж упрекает Максима в отступничестве. Они с Эстер будут носить звезду с гордостью, с какой стати им стыдиться своего еврейства? Каждый подобный разговор заканчивается ссорой. Жозеф старается не затрагивать эту тему при Максиме, отчаявшись донести до сына, с каким огнем тот играет и какой опасности подвергает жену и сына. Максим сердито отмахивается от доводов отца: внешне ничто не выдает его национальности, так чего же ему бояться? Разве у него характерный нос, крючковатые пальцы, вздернутый подбородок? Разве он хоть немного похож на портреты, выставленные в Берлитцком дворце, дабы парижане учились распознавать врагов Франции?
Луиза покорно пришила к лацкану пиджака желтую метку. Она не нашла в себе сил сопротивляться, но звезда давит еще тяжелее, чем ортопедический ботинок. Максим навещает Луизу каждый день, выслушивает новости, спрашивает, что она думает. Он хотел было упрекнуть ее за малодушие, но выражение Луизиного лица заставило его замолчать. Однако он не может больше оставаться в стороне. Профессиональный борец, он знает, как опасно минутное колебание, понимает, что неверный жест, отведенный взгляд могут стать роковыми. Возможно, закон о желтой звезде явился тем знаком, которого он дожидался. Максим решает перебраться через демаркационную линию вместе с Ханой и Симоном. Он несколько раз заговаривает об этом с Луизой. Вначале та старается его отговорить, слишком уж велика опасность, Луиза боится. Но, пасуя перед решимостью Максима, именно она находит способ помочь им. Один из ее родственников работает в мэрии маленького городка Сан-Готье, который находится в свободной зоне, в департаменте Эндр. Она обещает навести справки и организовать поездку.
Максим убежден, что бегство – единственный выход. В следующее воскресенье в квартире Жоржа собирается семейный совет, чтобы обсудить детали и обменяться мнениями. Элиз хочет остаться в Париже: ее надежно защищает французская фамилия Марселя, к тому же она не может покинуть свои политические собрания и намеревается участвовать в создании сети Сопротивления. Жорж и Эстер выражают готовность к отъезду, хоть и по разным причинам: он устал от лишений, ее привлекает романтический аспект предприятия. Но оба считают, что первыми должны уехать мужчины, которые находятся в большей опасности. Достигнув пункта назначения и осмотревшись там, они дадут знак остальным. Симон поедет второй партией, вместе с Ханой. Таня колеблется – она не хочет оставлять мать, которая сойдет с ума от беспокойства. После отъезда мужчин все дела, связанные с магазином, лягут на плечи женщин, а затем они попросту закроют его и отправятся в путь. Единодушно семья берет неделю на размышления.
Что чувствует Симон во время этих долгих беспокойных разговоров? Он слышит обрывки бесед об отъезде, ощущает тревогу отца, страх матери. Но вся эта операция затевается главным образом из-за него. Как и отец, Симон умеет с помощью очаровательной улыбки добиться всего, чего пожелает. На улицах он видит людей с нашитыми желтыми звездами – он тоже хочет такую! Может быть, он даже просит маму пришить ее, и он носил бы ее с гордостью, как отец – спортивные медали.
7
В доме матери Таня снова занимает свою девичью спальню. Благодаря портновским занятиям Марты им удается сводить концы с концами. Понемногу Таня привыкает к такому порядку вещей. Роберт больше не является центром ее мироздания, ее руки уже не дрожат, вскрывая очередное письмо. Впрочем, их тон вполне оптимистичен: Роберт не жалуется, ему повезло остаться в стороне от жестоких сражений, он уверяет Таню в своей любви и говорит о ребенке, который у них обязательно родится после войны.
В Лионе Танина жизнь протекала между магазином мебели для спален, принадлежавшим родителям Роберта, и их маленькой квартиркой на втором этаже. Лишь походы в бассейн разбавляли толикой радости серые будни. Роберт был неплохим мужем, внимательным и заботливым, но его фантазии явно не хватало на то, чтобы разнообразить монотонность провинциальной жизни. Таню начала раздражать покладистость и инфантильность мужа, а его слепое подчинение родительской воле ее порой бесило. Именно уступчивостью Роберта и объяснялся их переезд в Лион. Таня так и не простила свекру и свекрови того, что те ловко сплавили сына с женой в захолустье. Она отчаянно скучала по матери и готова была пожертвовать чем угодно, чтобы вернуться к Марте, в Париж, на оживленный Монмартр.
В Париже она возобновила общение с семьей мужа. Ей очень нравятся обеды у Эстер, которая становится ее настоящей подругой, доверенным лицом. С удовольствием Таня снова видится и с Ханой, сестрой Роберта, знакомится с ее мужем Максимом и их маленьким сыном Симоном, очаровательным, но немного деспотичным мальчиком, точной копией своего отца.
Она, конечно же, попадает под обаяние Максима, его яркая внешность запомнилась ей еще по первой встрече. Но слишком настойчивые взгляды Максима заметно охладили зародившуюся симпатию. Она мгновенно угадала в нем записного сердцееда, привыкшего к легким победам, уверенного в своей неотразимости, одного из тех мужчин, для которых женщины – добыча.
Роберт, счастливый, что его жена из тех женщин, мимо которых невозможно пройти не обернувшись, относится к ней с пылким восторгом маленького мальчика. В самом начале их лионской жизни они иногда спускались поздним вечером в магазин и занимались любовью на одной из выставленных на продажу широченных кроватей. Роберт выбирал стиль ложа – старина, ренессанс или лаконичная современность. В выставочном зале были представлены образцы всех возможных стилей, и каждая кровать обещала небывалые наслаждения. Опущенные жалюзи пропускали с улицы слабые отблески фонарей, и, прижавшись к мужу, Таня испуганно вздрагивала при звуке шагов на улице.
Максим занимает ее мысли гораздо больше, чем она бы того хотела. Как Таня ни старается, ее преследует его образ, волнующий образ мужчины, которого она не любит. При каждой встрече (в компании Ханы и Симона) Таня вспоминает его жаркий взгляд. При любых других обстоятельствах она расценила бы это как дань своей красоте, но в день его собственной свадьбы!.. Тогда она ничего не сказала ни Роберту, ни Эстер. Теперь она сердится на себя за это молчание, словно сделавшее ее сообщницей мужчины, которого она хотела бы презирать и которого, несмотря ни на что, вожделеет. Первый раз в жизни Таня не испытывает ни уважения, ни нежности, лишь острое физическое желание. Ее осаждают навязчивые видения: его загорелая кожа на фоне ослепительно белой рубашки, уверенная линия плеч, набухшие вены сильных рук. Невольно она представляет его запах, тяжесть тела, твердый пенис, напрягшиеся мускулы ягодиц.
