– Мне так не хочется возвращаться в Монте-Карло. Давай отправим назад автомобиль, а сами останемся здесь. Сегодня мы обойдемся без зубных щеток, а завтра походим по здешним магазинам.
Последние слова она произнесла с особенной интонацией, как будто мы остановились в роскошном отеле, а шикарная улица Рю-де-ля-Пэ находилась сразу же за углом.
– Зубную щетку мы купим у Картье, – предложил я.
– А потом сходим в «Ланвин» и возьмем там две пижамы самого высокого качества, – подхватила она предложенную мной игру.
– Мыло мы найдем у Герлена.
– И еще дюжину батистовых платочков – на Рю-де-Ривали.
Наконец она исчерпала свою фантазию:
– Больше я ничего не могу придумать, а ты? Ты ходил по этим магазинам со своей Грязнулей?
Грязнуля – кличка, которую Кэри придумала для моей первой жены: она была темноволосая, полная и сексуальная, с глазами пекинского мопсика.
– Никогда, – уверил ее я.
– Мне нравится бывать там, где еще никто не наследил.
Я глянул на наручные часы. Они показывали десять. Еще полчаса езды на автомобиле.
– Пожалуй, нам пора возвращаться, – предложил я.
– Но ведь еще совсем не поздно.
– Понимаешь, сегодня я хочу по-настоящему испытать свою систему. Если я буду делать ставки двухсотфранковыми фишками, то смогу выиграть значительную сумму.
– Ты собираешься в казино?
– Конечно.
– Но это ведь похоже на воровство.
– С какой стати? Он занял нам деньги, чтобы мы наслаждались, получали удовольствие от жизни.
– Половина этих денег принадлежит мне. Ты не имеешь права рисковать моей долей.
– Дорогая, будь умницей. Мне нужны все деньги. Система требует капитала. Если я выиграю, ты получишь назад свою половину, и еще с процентами. Мы оплатим все счета и, если тебе захочется, снова приедем сюда и проведем в этой тихой горной деревушке остаток нашего свадебного путешествия.
– Ты никогда не выиграешь. Чем ты лучше остальных посетителей казино?
– В отличие от них я неплохой математик.
Бородатый старик провел нас темными улочками до автомобиля. Кэри шла молчаливая и задумчивая, даже не позволила мне взять ее под руку. Я обиделся:
– Все-таки это ведь наша праздничная ночь, милая. Отчего ты злишься?
– Разве я сказала тебе что-нибудь обидное или злое?
Как все-таки они умеют обезоруживать нас, мужчин, своим молчанием: молчание нельзя повторить, на него нельзя ответить, как это можно сделать со словом. В молчании мы ехали назад. Когда проезжали через Монако, весь город – и музеи, и казино, и собор, и дворец – был залит светом, а со скалы пускали в небо фейерверк. Это был последний вечер недели фейерверков. Я вспомнил наш первый день здесь и нашу ссору, и те три балкона.
– Мы с тобой еще никогда не бывали в зале для избранных, – сказал я. Давай сходим туда сегодня.
– Почему обязательно сегодня? – поинтересовалась она.
– «Муж должен защищать жену, жена должна слушаться своего мужа».
– Что это ты там бормочешь?
– Ты же сама подтвердила мэру, что согласна с этим. И еще с одним пунктом ты согласилась: «Супруга обязана жить со своим мужем и следовать за ним повсюду». Ну так вот: сегодня мы обязаны пойти в зал для избранных.
– А я никак не могла уловить, что это он там бормочет.
Самое плохое всегда позади, когда она снисходит и начинает спорить.
– Пойдем со мной, родная, и ты убедишься, как моя система выигрывает.
– Я увижу только то, что она проигрывает, – возразила она, произнося каждое слово намеренно четко и выразительно.
Точно в пол-одиннадцатого я начал игру и проиграл. Проигрывал я беспрерывно. Сменить стол было невозможно, так как это был единственный стол, за которым можно было ставить минимальные ставки в двести франков.
Когда я проиграл половину директорских денег, Кэри попросила меня оставить игру, но я продолжал верить в свою систему и твердо знал, что обязательно придет время, когда фортуна повернется ко мне лицом и мои расчеты окажутся правильными.
– Сколько у тебя осталось денег?
– Вот тут все, – показал я пять двухсотфранковых фишек. Она встала из-за стола и ушла. Мне кажется, она плакала, но я не мог пойти за ней, не потеряв места за столом.
