1) Если экономка живет у нас в доме, нужно ли указывать ее как иждивенца в документах о финансовой помощи?
2) Мы планируем поехать на восток, чтобы посетить колледжи, и хотели бы знать – Сиракузы, штат Нью-Йорк, находятся к югу или к северу от Бостона?
3) Если я (белая) и мой муж (тоже белый) родились в Южной Африке, но наш сын родился здесь, может ли он указать в заявлении в колледж «афроамериканец»?
Видите, с чем я имею дело? Теперь понимаете, почему мне нужен трехмесячный отпуск?
Четвертое сообщение – от Линды. Голос злой.
– Лара, это Линда. Пожалуйста, позвони мне, как только получишь это сообщение. – Клик.
– Привет, Лара, – говорит она совсем неприветливым голосом.
– Привет. Что у нас происходит? – спрашиваю я, стараясь говорить как ни в чем не бывало.
– Первое, что я услышала сегодня утром, – это звонок Черил Гарднер. Она утверждает, что за все лето ты виделась с Тик один раз на протяжении двадцати минут, что ты с ней даже не говорила о колледже и что с тех пор ты больше не давала о себе знать. Мне казалось, что я тебе достаточно ясно объяснила, насколько для нас важно, чтобы эти люди остались довольны.
– Линда, начнем с того, что это неправда. С Тик я встречалась дважды за лето и держала с ней связь через e-mail, после чего мы встречались еще раз, сегодня перед обеденным перерывом. Она, наверное, ничего не сказала Черил.
В ответ я слышу длинный раздраженный вздох.
– Разумеется, не сказала. Подростки ничего не говорят родителям. – Тон меняется на «я-тут-пока-что- начальник». – Я хочу, чтобы ты прямо сейчас позвонила Черил и поставила ее в известность обо всем, что происходит. И с этого момента, будь так любезна, держи ее в курсе событий. Мне больше не нужны такие звонки.
Подозреваю, что сейчас не лучший момент для того, чтобы сообщить ей, что я беременна.
– Я позвоню ей прямо сейчас, – говорю я. – Извини, я не подумала, что она может так разозлиться.
– Да, – говорит Линда. – Ты явно не подумала.
Как я могла забыть про Черил – не понимаю. И почему она мне не звонила все лето, если ее это так волнует? Раньше у нее не было предубеждений по поводу звонков домой в нерабочее время.
Нахожу список телефонов учеников и их семей и набираю номер Черил. Я хочу разобраться с этим вопросом раз и навсегда и получить глубочайшие извинения за произошедшее недоразумение.
– Резиденция Гарднеров.
– Здравствуйте, Лори. Это Лара Стоун. Скажите, Черил дома?
– Да, Лара, дома. Она очень хотела поговорить с вами. – Лори передает трубку, и вступает Черил.
– Лара, здравствуйте, – говорит она резко и недружелюбно. – Я полагаю, что вы уже говорили с Линдой.
– Да, – говорю я. – Я говорила с Линдой. Но, честно говоря, мне бы хотелось, чтобы в таких ситуациях вы звонили сначала мне, потому что я встречалась с Тик еще раз. Дважды.
– И откуда я могла об этом узнать, Лара? Если бы вы мне сказали, мне не пришлось бы звонить Линде.
Ну, тут ты совсем не права. Но спорить не буду. Это не стоит того, что мне придется выслушать от Линды. Я делаю глубокий вдох и проглатываю свою гордость одним большим глотком. Могу вас заверить, вкус у нее очень, очень неприятный.
– Вы правы, – говорю я. – Мне надо было позвонить вам после встречи с Тик. Но мы весьма продуктивно поговорили, и она очень заинтересовалась Нью-Йоркским университетом.
– Нью-Йоркский университет, – презрительно тянет она. – Но это ведь не очень престижная школа?
Она, наверное, издевается. Я уломала ее деточку поступать в колледж, вместо того чтобы удирать в Нью-Йорк со своим уродом и панк-группой, а она собирается устраивать прения по поводу выбора заведения?
– Вообще-то, – говорю я, – за последние пять лет эта школа стала элитным заведением и котируется уже значительно выше, чем раньше.
– Но в десятке лучших Нью-Йоркский университет не указан, – говорит она как бы между прочим. – Его даже нет в первых двадцати пяти.
Такое ощущение, что она шпарит прямо по ежегодному списку лучших школ «Ю. С. Ньюсэнд Ворлд Рипорт». Так и подмывает спросить:
– Вы правы, его там нет, – говорю я, – но мы уже с вами говорили о том, что у Тик невелики шансы попасть в школу из десятки лучших, и, честно говоря, я даже не знаю, сможет ли она попасть в Нью- Йоркский университет.
– Я даже говорить об этом не хочу, – говорит она. – Знаете, Лара, вы так негативно настроены. Тик очень умная девочка, и, я думаю, вы специально настраиваете ее на более простую школу.
Нет, так не пойдет. Кем это она себя считает, чтобы называть меня негативной?
– Во-первых, я ни на что Тик не настраиваю. Нью-Йоркский университет – это полностью ее идея. А во-вторых, это не негатив, а осторожность. Это разные вещи. К тому же, Черил, речь идет не обо мне. Тик рассталась с Маркусом, группа распадается, у нее сейчас очень тяжелое время. То, что она заинтересовалась поступлением в колледж, – уже огромный шаг, и, я думаю, ей бы очень помогло сознание того, что вы ее поддерживаете.
Черил ничего не говорит, а я пытаюсь понять – она молчит, потому что злится или потому что до нее дошла моя логика?
– У вас есть дети, Лара?
Злится. Она действительно ничего не знает ни про Маркуса, ни про группу.
– Нет, –
– Так вот, пока у вас их нет, я бы вам посоветовала оставить советы по воспитанию детей тем, кто понимает, о чем идет речь.
Тем, кто понимает? Она что, издевается? Что-то я не припомню директивы, назначающей ее главным арбитром по родительским вопросам. Впрочем, я вполне могу расценить это как комплимент. Я ее явно напугала.
– Хорошо, – говорю я. – Когда я встречусь с Тик в следующий раз, я дам вам знать, что происходит.
– Будьте так добры.
Что-то этот день не собирается кончаться. Я в полном истощении, я все еще расстроена разговором с Черил, и я хочу, чтобы все это скорее кончилось. Помните школьные часы? Да помните: круглые, с такими здоровенными черными цифрами, как будто их делали для общества слепых, и с гипнотизирующей красной секундной стрелкой – если потерять осторожность, она может втянуть в свою беготню и держать твой взгляд круг за кругом, пока ты не начинаешь цепенеть в ожидании момента, когда минутная стрелка начинает едва подрагивать и, дождавшись наконец, что красная стрелка достигла двенадцати, нервно прыгает на следующую цифру, отмечая громким клацаньем еще одну мучительную минуту, проведенную