щелчком застежка расстегнулась, и ее груди освободились от тесного плена кружев. Уитни чувствовала горячее дыхание Люка на своей нежной коже, и ее соски, еще минуту назад такие шелковисто-мягкие, сжались в тугие розовые бутоны.
– Прекрасно, – хрипло пробормотал Люк. – О, это так прекрасно…
И он прильнул губами к напряженному кончику ее груди. Невидимые серебряные иглы словно коснулись каждого нервного окончания, и электрические разряды пронзили ее тело. У нее было странное чувство: будто она плывет… Ласкающие движения языка на груди. Мучительная, сладкая и чувственная дрожь. Удовольствие такое утонченное и такое сильное, что почти сродни боли…
Лишь бы оно никогда не кончалось!
– Не останавливайся, – прошептала она. – О, прошу тебя, не…
Но тут громко завопил Трой.
Уитни застыла. Губы Люка были все еще на ее груди, и она чувствовала их влажное тепло на своей коже.
– Черт! – сказал Люк так тихо и невнятно, что она еле услышала его. Он поднял голову, и их взгляды встретились. Уитни заметила, что его глаза затуманены. Он застонал. Поцеловал ее в губы долгим поцелуем… хозяйским жестом провел ладонями по ее груди еще раз и мягко одернул платье.
Уитни тяжело дышала, ее лицо горело огнем. С бешено стучащим сердцем она смотрела, как Люк выходит из комнаты.
Ноги отказывались ее держать. Трясущимися пальцами она застегнула лифчик и пуговицы платья.
Что за неожиданное спасение!
Что она едва не натворила! Если бы не плач Троя, разбивший чары…
Девушка задрожала, как в ознобе. То, что она позволила Люку, хуже некуда. Она не могла представить, как теперь будет смотреть ему в глаза.
Она надела босоножки и вернулась в ванную. Привела в порядок волосы, припудрила разгоряченное лицо и аккуратно накрасила губы помадой цвета персика. И, только проверив, что все пуговицы на ее платье аккуратно застегнуты, она решилась выйти в коридор.
Чтобы попасть к лестнице, ей пришлось пройти мимо комнаты Троя.
Ее шаги были совершенно беззвучны на ковровом покрытии коридора, и она приостановилась около открытой двери.
Люк стоял, нагнувшись над кроваткой сынишки, и что-то успокаивающе ему нашептывал. Вскоре хныканье совсем затихло. Уитни услышала, как он мерно засопел, и поняла, что малыш уснул. Люк поправил одеяльце на маленькой фигурке и выпрямился. С лицом, полным нежности и любви, он долго стоял, глядя вниз на своего спящего сына.
При виде этой сцены у девушки дрогнуло сердце; сильная тоска наполнила все ее существо… Легкий всхлип непроизвольно вырвался из ее горла.
Люк повернулся на звук, увидел ее, и его лицо изменилось. Она отступила обратно в коридор. Люк вышел вслед за ней.
Очень тихо он прикрыл за собой дверь.
– Ему, наверно, приснился дурной сон, – прошептал он.
Они стояли неподвижно, и знакомое напряжение снова возникло между ними. Уитни чувствовала, как оно задрожало в воздухе… и в ее крови.
Его затуманенный взгляд скользнул по ее тщательно причесанным волосам, подведенным помадой губам.
– Ты… идешь вниз?
Желание в его взгляде разом вынуло всю энергию из ее тела. Ей хотелось бессильно прислониться к стене… но она заставила себя стоять прямо.
– Я думаю, это будет… разумно.
– Разумно? – Люк обнял ее. – А кто хочет оставаться разумным?
За гулкими ударами собственного сердца Уитни едва расслышала его вопрос.
– Секс без… любви… это не для меня.
– По-твоему, это нехорошо?
– Я не собираюсь никого судить, но для меня… для нас… это неприемлемо.
– А чем мы так сильно от всех отличаемся? – Он попробовал было притянуть ее ближе к себе, но Уитни не поддавалась.
– А секс, когда один ненавидит… другого… это отвратительно.
Она сразу поняла, что попала в точку. Поняла по тому, как потускнел его взгляд, хотя рука и не ослабила своей хватки.
– Ненавидит? – Он потряс головой. – Может, когда-то я тебя и ненавидел, но это было из-за… Я не питаю к тебе ненависти, Уитни. Я…
– Да, но, когда ты смотришь на меня, ты все еще видишь мою мать.
Его веки затрепетали.
– Я уже говорил, что не лжец, не собираюсь лгать тебе и сейчас. Да, когда я смотрю на тебя, я вижу
