мельчайших деталей, какова будет ее смерть.
В конце концов, это почти не больно… Кристина дала волю воображению, и в самый разгар не в меру разыгравшейся фантазии жизненный инстинкт заставил ее опомниться.
— О Господи, что это со мной? — прошептала она.
Оставаться в автомобиле больше нельзя ни секунды — это означало бы похоронить себя заживо. Нужно выйти из машины и добраться до дома, какой бы мерзкий хозяин в нем ни обитал.
Но в том-то и дело, что если бы просто мерзкий. Он же сумасшедший, подумала Кристина.
Нажав на дверцу, Кристина обнаружила, что сугроб снаружи еще больше вырос и теперь доставал до автомобильного стекла. Охваченная ужасом, она толкала и толкала дверь, пока снег не спрессовался, и в открывшуюся щель можно было, изловчившись, выползти.
Стоило ей оказаться снаружи, как ноги увязли в сугробе. Хлопья снега обжигали холодом лицо, застилали глаза, и все же далеко-далеко она увидела огни дома. Они казались невероятно далекими, такими далекими, что ей до них никогда не добраться. Но я должна дойти, сказала она себе, и, наклонив голову, спасаясь от пурги, она стала пробираться к дороге, скользя, оступаясь и падая в мокрый снег, снова с усилием вставая на ноги, невзирая на порывы ветра, сносившие ее назад, но она упорно шла, сжимая руки на груди и пряча глаза от слепящих снежных хлопьев.
Казалось, протекла целая вечность, а она всего-то сделала несколько десятков шагов. Ног Кристина уже почти не чувствовала — и это несмотря на кожаные сапоги с теплыми шерстяными носками. А уж руки… Руки, казалось, заканчивались на локте. И носа она вообще не чувствовала.
Но ей во что бы то ни стало необходимо добраться до жилья.
Как он там сказал? Скорее он даст ей замерзнуть у порога дома, чем пустить ее внутрь.
— Кому после этого захочется, черт побери, жить рядом с тобой! — прокричала она навстречу ветру.
Душевнобольной, в этом сомнения нет!
Но что бы она там о нем ни думала, не даст же он ей и в самом деле замерзнуть, разве не так?
Может быть, на худой конец, у него есть какой-нибудь теплый сарай, где она нашла бы убежище от пурги? Она попытается его вразумить, пообещает, что ни на шаг к нему не подойдет, слова ему не скажет.
Но он был такой неистовый, такой жестокий!..
Если так, может быть, лучше умереть в снегу?
Не будь трусихой, убеждала себя Кристина.
Дом можно было видеть — справа, вверху. Видеть его очертания, даже различать отдельные архитектурные украшения. Видеть светящиеся окна.
Как-то незаметно Кристина обнаружила, что уже подошла к подъездному пути, вьющемуся по холму. Со вздохом облегчения она повернула на дорожку.
В доме — огонь. Яркий, пылающий, бросающий вызов разгулявшейся стихии.
Кристина попыталась прибавить шагу, отчаянно стремясь к этому теплу, снова упала в сугроб, с трудом поднялась, онемевшими пальцами дотронулась до щеки — и не почувствовала ее. И пальцев тоже не почувствовала. Запорошенная вьюгой, извалявшаяся в снегу, она сейчас, вероятно, напоминала большого неуклюжего снеговика.
В следующий момент, словно в полусне она увидела открывающуюся дверь. Дверь гаража, догадалась она.
Оттуда вышел человек, и он что-то нес.
Жмурясь от падающих на лицо хлопьев, Кристина попыталась разглядеть это что-то: длинное, темное…
Дробовик?
Человек, вышедший из гаража, не отрываясь глядел на нее. Даже с этого расстоянии она могла уловить его острый, всепроникающий взгляд. Вместе с тем она ощутила исходящую от него злую, как ей казалось, силу.
Кристина остановилась, охваченная смертельным страхом. Она не сомневалась, что незнакомец готов причинить ей зло.
Ее уже не беспокоило, что она может замерзнуть. Она знала одно: ей нужно спасаться.
Развернувшись, она припустилась бежать изо всех оставшихся сил.
Бежать в ее положении само по себе было опасно, да она и не бежала, а просто чувствовала, как приподнимаются, толкая ее вперед, ноги повыше колен. Снег и ветер свистели вокруг, и она двигалась, не разбирая дороги, ничего не видя перед собой; легкие, казалось, были готовы вот-вотразорваться, пар от дыхания с шумом вырывался на морозный воздух, в ушах стоял непрерывный шум.
Дорожку она потеряла, и найти ее теперь вряд ли удастся. Куда ни кинь взгляд — бескрайняя зловещая белизна. Кристина уже еле шла, то и дело проваливаясь в снег почти до пояса.
Звон в ушах не смолкал. Сердце учащенно билось. Кристина услышала чей-то стон, но тотчас она поняла, что он принадлежал ей.
— Фанатичка упрямая! — услышала она вдруг.
Совершенно неожиданно для нее снег начал чернеть. Кажется, я теряю сознание, подумала Кристина.
— Остановись, ты, трусиха несчастная!
Кристина не остановилась, она все еще была охвачена утробным ужасом преследуемой жертвы. Даже по пояс в снегу, она в своей заметной парке все еще является идеальной мишенью для него. Если он вздумает пристрелить ее прямо здесь… Это будет так легко!
Простая логика оставила ее. В глазах что-то сверкнуло — и наступила темнота. Снова вспышка — и медленное затухание. Постепенно непроницаемая темнота поглотила ее.
Очнувшись, Кристина опять побежала, но зацепилась ногой за что-то твердое и упала, погружаясь в снег. Глубоко, глубоко — в бездонный ледяной сковывающий тело холод, в ослепляющую белизну… и во всепоглощающую тьму…
Смутно, не веря своим ощущениям, она уловила какое-то движение, потом почувствовала руки, обхватывающие ее. Кристина попыталась мигнуть, но веки были тяжелые, словно две ледышки, слипшиеся на морозе.
И все же она ухитрилась приподнять их.
И снова увидела его глаза. Глубокие, темно-синие. Настолько темные, что их можно было сравнить с обсидианом, если бы вообще на свете могли существовать такие глаза. Нет, они были просто синими, колючими и осуждающими…
И он держал ее на руках. Нет, он нес ее.
— Нет! — слабо воспротивилась Кристина.
— Мне оставить вас здесь? — возмутился непрошеный спаситель.
— Я уеду, обещаю вам!
— И как же вы собираетесь это сделать? Господь свидетель, мне следовало бы оставить вас замерзать! Я же вас предупреждал!
— Нет, нет, вы не…
— Я же говорил, чтобы вы не приезжали.
Кристина отрицательно качнула головой, пытаясь восстановить в памяти все, что произошло с ней. Она хотела понять и его, а также объяснить, почему здесь оказалась.
— Поймите, я вас совершенно не знаю! — твердила она. — Я просто не понимаю, в чем вы меня подозреваете. Я ничего не…
Он нетерпеливо прервал ее:
— Замолчите. Бога ради, слышите?
Шапка съехала у него на затылок, и теперь Кристина могла разглядеть его брови: красиво изогнутые, иссиня-черные. Шарф съехал с нижней части лица, открывая твердый форсайтовский подбородок и гладко выбритые щеки. Рот у него был большой и благородной формы, когда он говорил, то открывались сверкающие белизной отличные ровные зубы.
