дней был хейвенский «шоколадный пирог» — жуткая смесь из глины и извести. Последствия удачного броска могли стать просто ужасными. Известь обжигала даже сквозь одежду, а если попадала на гладкую кожу, разъедала тело до самых костей. Глина связывала известь не хуже клея. Даже небольшой «пирог» мог отправить Стража в больницу на целые недели, если его товарищ не сможет вовремя отыскать доктора. А докторов в окраине становилось все меньше и меньше. Последний, кто решился бросить в Хока «шоколадный пирог», остался без обеих рук, но на этих улицах было достаточно полусумасшедших, которым требовался всего лишь легкий толчок, чтобы опрокинуть их в темную бездну безумия. Хок и Фишер держались вместе, зорко осматриваясь и стараясь не приближаться к дверям.
Они без приключений прошли по узкому коридору и поднялись по лестнице. Какая—то нищенка со своими маленькими детьми молча смотрела на них, а сверху доносились звуки скандала. Мужчина и женщина орали, пытаясь перекричать друг друга, но Хок и Изабель не торопились. Пока парочка кричит, она не хватается за ножи или еще за что—нибудь острое. Когда шум внезапно стихает, вот тогда надо беспокоиться. Оказавшись на втором этаже, Стражи двинулись дальше, перешагивая через чумазых детишек, как ни в чем не бывало игравших на полу. Нужную дверь легко было найти по неумолкаемым воплям. Хок постучался, в ответ хриплый мужской голос изнутри предложил ему убираться к дьяволу.
Хок постучал вновь, и ругань полилась нескончаемым потоком. Он пожал плечами, вынул топор и с силой ударил дверь ногой.
Мужчина и женщина удивленно уставились на Хока и Изабель, внезапно появившихся на пороге. Женщина была маленького роста, истощенная, с опухшим лицом и окровавленным носом. Она безуспешно пыталась остановить кровь грязным носовым платком. Мужчина был почти вдвое крупнее ее. Мускулистый, как дикий зверь, он стоял, сжимая огромные кулаки. Его лицо было смуглым от загара, глаза при виде форменных плащей налились кровью.
— Какого черта? Нечего вам делать в моем доме, проваливайте отсюда! А за сломанную дверь я заставлю вас заплатить!
Хок холодно улыбнулся.
— Если женщина пострадала, заплатишь ты. Отойди от нее, опусти кулаки, и мы вместе побеседуем по—семейному.
— Это наше личное дело! — заорал мужчина, не давая вмешаться женщине. Он разжал кулаки, но не сдвинулся с места.
Изабель шагнула вперед, чтобы поговорить с несчастной, и мужчина невольно отшатнулся в сторону. Не обращая на него внимания, она мягко спросила:
— Часто у вас такое происходит?
— Довольно часто, — ответила женщина, зажимая нос платком.
Изабель нахмурилась.
— Вам стоит сказать лишь слово, и мы заберем его в тюрьму. Вы не должны оставлять это так. Он ваш муж?
— И да, и нет, — женщина вяло улыбнулась, — в общем—то он не очень уж плохой, но из—за своего характера всегда теряет работу. Вот и сегодня его выгнали.
— Тогда он пришел домой и решил отыграться на вас, — понимающе кивнула Изабель.
— Хватит! — внезапно рявкнул мужчина, взбешенный тем, что о нем говорят так, словно его здесь и не было. — Ничего она вам больше не скажет, ищейки, если подумает, чем все это кончится для нее. А теперь убирайтесь, или я вас вышвырну! Хок с интересом посмотрел на него.
— И как же ты собираешься это проделать?
— Я действительно считаю, что вам следует принести жалобу на него, продолжала Изабель. — В другой раз он может не ограничиться разбитым носом. Несколько суток в тюрьме немного успокоят его, а потом он дважды подумает, прежде чем ударить вас.
— Правда ваша, — робко согласилась женщина. — Придется пожаловаться.
— Ах ты, чертова сука! — мужчина бросился вперед, угрожающе подняв руки.
Изабель развернулась и коротко ударила его между глаз. Пошатнувшись, мужчина шагнул назад и, изумленно мигнув, свалился на пол. Изабель посмотрела на Хока.
— Придется взять его с собой. Ты бери за одну ногу, а я возьму за другую.
— Ладно, — сказал Хок, — мы прикуем буяна к перилам крыльца, пусть посидит там, пока не найдется констебль, который сдаст его в тюрьму.
Они подхватили мужчину за ноги и поволокли к дверям, как вдруг Хок услышал за спиной сдавленный крик. Он оглянулся и увидел, что женщина с ножом в руке бросилась на него. Хок отшвырнул тело и метнулся к стене; лезвие тускло сверкнуло в воздухе. Женщина устояла на ногах и вновь замахнулась на Хока, но Изабель сильным ударом сбила ее с ног, и она тяжело грохнулась на пол, выронив нож, который Хок ногой отбросил в угол. Женщина, лежа на полу, судорожно разрыдалась. Хок взглянул на жену.
— Какого дьявола она это сделала?
— Она любит его, — ответила Изабель, печально покачав головой. Несмотря на побои, она любит его. Когда она увидела, что мы тащим ее мужа в тюрьму, то забыла обо всем… Теперь придется забрать обоих. Никто не может безнаказанно напасть на Стража, иначе мир никогда не наступит.
Хок угрюмо кивнул, и они поволокли обоих на улицу. К счастью, поблизости оказался констебль, который принял арестованных, а капитаны отправились дальше по своему участку. Дождь ничуть не ослабел. Время тянулось медленно. Северная окраина завершала свой трудовой день. Стражи разогнали какую—то поножовщину, пригрозили двум подозрительным типам с факелами и смогли отговорить самоубийцу от прыжка с третьего этажа. Вообще—то городской Страже было безразлично, убьет он себя или нет, но частенько самоубийцы бросались с крыш перед окнами важных особ, так что потом приходилось смывать с мостовой разбрызганные мозги. Таких бродяг презирали во всем городе, но Хок и Изабель не жалели времени на уговоры, стараясь действовать не криком, а спокойствием и терпением, и часто им удавалось убедить человека спуститься вниз не по воздуху, а по лестнице. После этого редко кто из передумавших вновь оказывался на крыше. В Северной окраине невозможно работать, если вы не умеете радоваться маленьким победам.
— Знаешь, — заметил Хок с мрачной улыбкой, — порой, когда мы подходим к очередному «прыгуну», я испытываю почти непреодолимое желание подкрасться и заорать ему прямо в ухо. Интересно, что тогда может получиться?
— Ты просто невыносим, Хок, — вздохнула Изабель.
Хок собирался возразить, но не успел. Рождаясь как бы сама собой, в их сознание вплыла нежная музыка флейт, в которую вплетался резкий скрипучий голос главного колдуна Стражи:
«Всем Стражам, находящимся в Северном секторе, немедленно направляться к Чертовой Яме, там вспыхнул бунт. Данный приказ отменяет все прежние распоряжения. Запрещается сообщать кому—либо о бунте до прибытия к коменданту тюрьмы. Это все».
Хок угрюмо сдвинул брови. Кивнув жене, он развернулся и быстро пошел обратно, чуть сутулясь под тугими струями дождя. Изабель следовала за ним. Чертова Яма по праву считалась самой старой и самой надежной тюрьмой в Хейвене. Громадное приземистое здание, сложенное из грубо отесанных базальтовых блоков, со всех сторон окружали высоченные каменные стены, укрепленные магическими заклинаниями. В обоих Королевствах знали, что еще никому не удавалось бежать из Чертовой Ямы. В тюрьме никогда не слышали о бунтах, волнениях или о чем—нибудь подобном. Неудивительно, что теперь сообщение было приказано держать в тайне. Чертова Яма сильна не только своими стенами, но и мрачной славой. К тому же стоило сказать слово, и на улицу высыпали бы толпы людей, стремящихся помочь узникам освободиться. У каждого жителя Хейвена за черной стеной были друзья или родственники.
Тюрьма стояла на краю города, в дальнем конце Северной окраины. Хок и Изабель часто видели жутковатые очертания тюрьмы сквозь пелену дождя, но никогда не входили в ее знаменитые ворота.
Внешняя стена, черная громадина, закрывающая собой почти весь мир, одним своим видом отбивала у заключенных охоту попытаться перелезть через нее. У ворот Хок нетерпеливо дернул за шнурок сигнального колокольчика, вызывая охранника. Ему было любопытно взглянуть на Чертову Яму изнутри, так ли там скверно, как рассказывают. Судя по байкам заключенных, условия содержания в тюрьме были просто ужасными. Хейвен безжалостно мстил тем, кто оказывался настолько неловким или настолько невезучим,