– Почему?
– Потому, – огрызнулся Хмель.
Но все равно надо было объяснить. Иначе они от него не отстанут.
– Тут лес, – сказал Хмель. – Тут черт знает кто бродит. Надо не в машине торчать, как манекен, а спрятаться, уткнуться в траву пятачком и дышать так тихо-тихо, как будто ты вовсе не живой.
– Да кто сейчас тут может быть? – нервно произнес оперативник. – Постреляем к бабушке едреной всех, кто выйдет из леса.
– Пацаны вон тоже думали, что их много и у них есть ствол, – напомнил Хмель. – И теперь вы этих геройских пацанов ищете, да все никак найти не можете.
– А ты что предлагаешь? – спросил второй оперативник.
Настоящий городской житель, он, наверное, впервые в жизни остался ночевать в глухом лесу и не был готов геройствовать, даже имея табельное оружие.
– От машин уйти и затаиться, – стал озвучивать Хмель план спасения в этой жуткой ночи. – Чтобы ни шороха, ни звука. Ничем себя не выдать.
– А поможет? – с неискренней надеждой спросил первый опер.
Это он так съязвил. Хмель демонстративно не заметил иронии.
– Я, например, остался жив, – сказал он сухо.
Прозвучало веско. Против фактов не попрешь. Второй оперативник явно проникся.
– Я тоже думаю, что лучше бы на свежем воздухе, – сказал он.
– А этого ты как будешь контролировать? – ткнул Хмеля в грудь его коллега.
Разнервничался и потому отбросил прочь приличия.
– Вы думаете – я убегу? – изумился Хмель.
Промолчали. Значит, действительно не доверяют.
– Я браслеты на него надену, – после паузы сказал тот оперативник, который ратовал за здоровый сон на свежем воздухе.
– К себе пристегнешь? – осведомился его коллега.
– К дереву.
– Я не согласен! – всполошился Хмель, поняв, что так он окажется беззащитным, и это даже хуже, чем в машине.
Но с ним и разговаривать не стали. Споро заломили руки, отволокли метров за тридцать от машин, и, пропустив у него между руками ствол дерева, замкнули на запястьях наручники.
Оперативник устроился неподалеку. Хмель слышал, как тот шуршит в траве. Второй ушел в машину, с издевкой пожелав им спокойной ночи.
Тот, что остался ночевать на свежем воздухе, шуршал, никак не мог устроиться и вдруг вскрикнул так жутко, что у Хмеля дыбом встали волосы. Хмель рванулся, но убежать не смог. Оперативник включил фонарь. Луч света пронзил темноту.
– Твою мать! – зло сказал оперативник.
– Кто там?! – бежал от машин второй, размахивая пистолетом.
– Тут череп, бляха-муха!
Изучили, подсвечивая фонарем, но в руки череп не брали.
– Старый череп, – сказал оперативник. – Ему лет сто небось.
– Это с войны, – подал голос Хмель. – Тут много незахороненных солдат.
– Я чуть не облажался, – сказал опер в сердцах. – Гляжу – прямо перед рожей. Стремно тут, блин.
Он уже не хотел сторожить Хмеля и тоже ушел ночевать в машину.
Этим двоим, которые ночевали в машине, вряд ли что-то угрожало в эту ночь. Их сторожил Хмель. Он лежал у дерева, превратившись в абсолютный слух, и фиксировал все звуки, даже легкий шелест листьев, потревоженных набежавшим ветерком. Он боялся уснуть, потому что тогда все они умрут – так он думал. Но ничего не произошло, и, когда темнота растаяла и в залившем лес сыром сером воздухе стали проступать черные стволы деревьев, Хмель впервые за эту ночь поверил в то, что все обойдется.
Часов в шесть утра из машины вылезли невыспавшиеся опера. Сняли наконец с Хмеля наручники. Балагурили при этом и подтрунивали над ним. С ночными страхами они уже успели распрощаться.
Позавтракали.
Позвонили Шурику. Тот, как оказалось, уже часа полтора не спал, утюжил местность и кое-что нашел. Велел готовить завтрак, потому что с собой на ту сторону болота они почти ничего из еды не взяли.
Команда Шурика вернулась часа через четыре. Все были грязные и невыспавшиеся.
– Там был джип, – сказал Шурик. – Какой – не знаю. Но следы оставил четкие. Они приехали на джипе… эти, в камуфляже… Там оставили свою машину и пришли сюда по гати. А потом уже, после всего, тот, третий, вышел к машине и уехал. Я видел там его следы.
– Но девушка ведь тоже уходила через гать? – уловил нестыковку один из оперов. – И машина в тот день еще должна была стоять там.
– Маша вышла из болота и взяла левее, – сказал Шурик. – Если бы она вправо пошла, она бы наверняка наткнулась на этот внедорожник.
Днем возвращались в Москву. Шурик задумчиво смотрел за окно, где придорожные деревья выстроились стеной.
– Нет дезертира этого, – сказал он вдруг и обернулся к Хмелю. – Добегался.
– Какого дезертира? – не понял Хмель.
– Ну, этого, который был с тобой в лесу.
– Упырь, – сказал Хмель.
– Почему упырь?
– Мне так привиделось сначала. Из болота вылез, весь в тине, глазищи красные…
– Красные?
– Реально! – подтвердил Хмель.
– Может, болел? – предположил Шурик. – Инфекция какая-нибудь.
– Может, и так, – пожал плечами Хмель. – Но выглядит, конечно, жутковато.
– В общем, грохнули его, – вернулся к главной теме Шурик. – Этот, в камуфляже, его убил. Оказался круче твоего упыря. Переиграл. Может, он тоже какой-нибудь десантник. Помнишь, ты рассказывал, как упырь тебя допрашивал?
– Ну.
– Вот и этот, в камуфляже, я думаю, знает, как допрашивать. Потому что очень быстро он на тебя вышел в Москве. Значит, он информацию получил от упыря.
Домой Хмель так и не попал. Приехали в Москву, остановились у здания, где туда-сюда сновали люди в милицейской форме. Шурик ушел, а Хмель остался в машине под присмотром помятых и заросших щетиной оперов. Те явно тяготились возложенными на них обязанностями. Не будь Хмеля – они бы сдали свои пистолеты дежурному и отправились отсыпаться по домам. Но вот Хмеля дежурному не сдашь. Обидно. Хмель тоже не испытывал к ним теплых чувств. Никак не мог забыть, как ему надели наручники. Такое не прощают.
Шурик появился спустя несколько часов, когда Хмель уже совсем извелся.
– Пошли, – сказал он Хмелю и заглянул в глаза так ласково-участливо, что у Хмеля от недобрых предчувствий сжалось сердце.
Такой неискренне добрый взгляд можно увидеть, наверное, у хирурга, когда он приглашает на операционный стол больного, а сам в благополучном исходе операции нисколько не уверен.
В кабинете Хмеля дожидались трое строгих мужчин в штатском. С первого взгляда можно было определить, что не чета они Шурику. Пыльный асфальт топчут крайне редко, и на брюхе ползать по болоту их не заставишь. Начальство, не иначе. Едва Хмель вошел, эти трое его в одно мгновение сфотографировали взглядами-рентгенами и выставили ему оценку по одним им известной шкале. Вроде бы на их лицах ничего нельзя было прочитать, но Хмель почему-то заподозрил, что баллов он с ходу заработал не очень много.
– Как вы себя чувствуете? – спросил один.
