пистолет.
– Вот так-то, – сказал. – Перехитрить меня хотели?
Злости не было в голосе. И чего злиться, если знаешь, что все получается у тебя. Проверил оружие. Этот пистолет был снаряжен полной обоймой.
– Вы зря со мной в эти игры решили играть, – сказал Паша.
– Я не играю ни во что.
– Играете. И вы, и Подбельский. Со мной нельзя так.
– Павел, ты делаешь не то!
– Я все правильно делаю. Едем!
– Куда?
– В пансионат.
Паша пистолет с предохранителя снял.
– Если не будешь дергаться, останешься в живых.
Он начальника охраны собирался застрелить, когда с шоссе к пансионату свернут, но говорить об этом нельзя было. Человек подчиняется, пока сохраняет надежду. Надежда выжить, как ни странно, парализует волю.
– Что происходит, объясни, – попросил Виталий Викторович.
– Сам знаешь, – ответил Паша и даже головой покачал, поняв, за какого дурака его эти люди держали.
Левой рукой зацепил лежавший на заднем сиденье чемоданчик, положил к себе на колени.
– Не поскупился Подбельский на деньги, – сказал Паша с иронией. – А? Много денег здесь, как думаешь?
– Думаю, много.
– А я думаю – совсем ничего. Вы ведь не собирались со мной расплачиваться. А?
– Проверь, – спокойно сказал Виталий Викторович, не отрывая взгляда от дороги. Лента шоссе стелилась под колеса.
– Проверю, – усмехнулся Паша.
Открыл замки.
– Ну? – сказал. – Сумму назови! Быстро! Сколько денег?
– Не знаю.
– Ноль! – засмеялся Паша. – Ничего там нет!
Распахнул чемоданчик. Взрыв разорвал их обоих на куски. Объятая пламенем машина сорвалась с ленты шоссе в кювет.
72
Подбельский сидел в кабинете у мэра. Выглядел неважно после бессонной ночи, но крепился.
– Никого конкретного не подозреваете? – спросил Хохряков.
– Нет.
– И мыслей по этому поводу никаких?
– Не наши это.
– Не наши? – вскинул ресницы Хохряков.
– Конечно. Из своих никто бы не решился. Я и Мухатову то же самое сказал.
– Ты с ним разговаривал?
– Да.
– Возьми его людей к себе в охрану. Хотя бы на время.
– Не надо, – сказал Подбельский. – Сам справлюсь.
Помолчали.
– Знаешь, – сказал мэр негромко. – Может, оно и не очень хорошо – на костях покойницких плясать. Но если честно – я рад, что ты будешь этими заправками заниматься. Один ты.
'Один ты' означало – без Ачоева. Тот был чужим человеком. Чужим и враждебным. Но теперь он умер. Совершенно неожиданно. Надо же, какие бывают в жизни совпадения.
– Жалко Ачоева, – сказал Подбельский на всякий случай. – Но мы и без него справимся.
И на мэра выразительно посмотрел. Тот кивнул понимающе.
– Помощь тебе потребуется?
– Нет, – качнул головой Подбельский. – Вот только бумаги…
– Что – бумаги?
– Чтобы без заминок обошлось. Подписи там всякие, то да се.
– Хорошо, – сказал Хохряков. – Я прослежу.
Распрощались. Подбельский спустился вниз, сел в машину. Запиликал негромко телефон. Голос брата в трубке звучал тревожно:
– Что случилось?
– Все нормально, Юра, – ответил Подбельский.
– У тебя какой-то шум был прошлой ночью, как мне сказали.
– Да. Двоих людей из моей охраны убили. И еще – компаньона моего, Ачоева. Я тебе о нем рассказывал. Помнишь?
Брат понял наконец, что к чему.
– А-а, – протянул он. – Да, да. Какая жалость.
Но скорби в его голосе не было ни грамма. Подбельский ему еще при последней встрече сказал, что хочет от своего начальника охраны избавиться. Хороший исполнитель. Верный пес. Но уж слишком много знает. И, в отличие от собаки, умеет говорить.
– Ты поосторожнее там, Дима.
– Да, конечно, – пообещал Подбельский.
И вдруг ладонью трубку прикрыл, сказал водителю, пальцем на пустырь показывая:
– Через месяц здесь будешь заправляться бензином.
– Здесь? – удивился водитель. – Так нет же ничего.
– Будет, – засмеялся счастливо Подбельский. – Куда оно денется?
