Тайник теней

Мадемуазель, я придерживаюсь того же мнения.

Я выбираю страдание. Сладостное страдание из-за Вас.

Воспользуйтесь же случаем, красавица моя, – неизвестно, встретимся ли мы в следующей пьесе! Всем сердцем преданный Вам Давид Л.»

Р.S. Хочу только добавить: что бы ни случилось, я твердо убежден, что в Вас есть задатки великой актрисы – что, как Вы сами понимаете, придает моим страданиям еще больший смысл. Не отказывайте же мне в праве на страдание! Умоляю Вас, мадемуазель!

Д. Л.»

Письмо пришло не по почте. Давид передал его через посыльного – маленького ребенка. Каролина догадалась, что посыльный – мальчуган в тонкой, заношенной курточке – получил за услугу монетку, которую крепко сжимал сейчас в кулаке. Видимо, он бежал всю дорогу, потому что теперь стоял перед ней потный, с трудом переводя дыхание.

Каролина предложила ему стакан молока с сухарями. Мальчик не отказался, но проглотил еду быстро, не выпуская из руки монетку, и заторопился назад. Ему было велено «не досаждать ей», пояснил он, «дядя» настоятельно просил его об этом.

«Дядя» хотел, чтобы «фрекен» как можно скорее получила его письмо. Но как только письмо окажется в руках у «фрекен», мальчику необходимо тотчас уйти. И он это обещал.

Так что на самом деле ему даже нельзя было пить молоко с сухарями, виновато поясняет он.

– А вот и можно! И даже нужно! Здесь я хозяйка, а не тот дядя! – восклицает Каролина.

Она знает этого мальчугана – он живет в одном из домов неподалеку. А Давид на другом конце города.

Сначала Давид, видимо, сам собирался опустить письмо в ящик, но не решился зайти в ее дом. Она ведь в любую минуту могла бы застигнуть его, и письмо не оказало бы должного эффекта, если бы она заметила, как Давид с ним крадется. Поэтому, столкнувшись на улице с мальчиком, он попросил его передать письмо. Наверняка так оно и было.

– А я тебя знаю. Тебя зовут Оке. Да? – спрашивает Каролина.

Мальчик кивает в знак согласия.

– Дядя ждет тебя на улице?

Оке снова кивает. Вот поэтому ему и нужно срочно бежать. Он обещал рассказать дяде, обрадовалась ли «фрекен» его письму.

– Вот как? Но я же его еще не прочла?

– Тогда читайте! – говорит мальчуган. – А то я не буду знать, что сказать дяде.

Но Каролина не испытывает ни малейшего желания читать письмо. Она прочтет его после, когда останется одна, говорит она мальчику. И тот в нерешительности топчется на пороге.

– Вы прочтете письмо, когда я уйду? – верный своему долгу, спрашивает он.

Каролина обещает, что обязательно прочтет, когда сможет. И Оке уходит.

Тогда она начитает читать – читает один раз, другой, – давится от смеха, но письмо все более и более интересует ее. Потом, задумавшись, она долго сидит с письмом в руке. И наконец улыбается.

«Ах, вот оно как!»

«Вот, значит, как обстоят дела, мой дорогой Давид», – думает она.

В глубине души она и подозревала как раз что-то в этом роде.

Конечно, все это не лишено оригинальности и в то же время не так уж невероятно. Где-то она даже может это понять.

Каролина читает письмо в третий раз и одобрительно улыбается. Ну и плутишка! Вот это игра!

Однако у него хватило смелости признаться в этом.

Прекрасно! Теперь она хотя бы знает, какую роль ей уготовил Давид. К реальной действительности это, стало быть, не имеет никакого отношения. Нужно только играть свою роль.

«В таком случае можно еще немного потерпеть», – решает она.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

«Дорогая Сага!

Не правда ли, он не лишен фантазии, наш добрый Давид?

Вот, оказывается, в чем причина!

Хотя, конечно, я не могу не задаться вопросом: действительно ли он влюблен в меня, в Каролину? Скорее думаю, что он увидел тебя, Сага. Дело в том, что иногда в театре, работая над характерами своих героинь, я пользуюсь тобой и твоей внутренней жизнью. А Давид очень наблюдателен. Он, конечно, сразу же «заприметил» во мне тебя и мгновенно влюбился. По всей вероятности, так оно и было. Не могу же я, Каролина, быть его «светочем»! В этом-то ты должна со мной согласиться.

Ну да бог с ним. Оставим Давида.

Всякий раз, когда я размышляю о нас с тобой… или об Иде и о Лидии… о сходствах и различиях между нами, я думаю вот о чем.

Может, просто все дело в том, что между Лидией и Сагой есть много схожих черт?

Так же как между Идой и Каролиной? Или все мы четверо – какая-то странная смесь?

В чем же тут дело?

Лично я, Каролина, готова принять тебя, Сага. Но можешь ли ты, Сага, принять меня, Каролину? Вот в чем вопрос.

Как Ида относится к Лидии? И наоборот?

Если я говорю, что я похожа на маму, то это означает, что сама каким-то образом отвечаю за это сходство.

А если я говорю, что мама похожа на меня, тогда ответственность за это ложится на нее.

Если же я говорю, что мы с мамой похожи друг на друга – и это лучший из всех вариантов, – то тогда мы разделяем эту ответственность, несем ее обе. Понимаешь, что я хочу этим сказать? В таком случае мы вместе можем развивать и облагораживать свои лучшие качества.

Свою ответственность я затем разделяю с тобой – моим невидимым вторым «я», моей тайной спутницей жизни. Подобно тому как Лидия разделяет свою ответственность с бедной, несуществующей Идой.

Кстати, почему я всегда употребляю слово «бедная», когда говорю или думаю об Иде?

Не потому ли, что нашей маме пришлось страдать больше всех?

Думаешь, ей когда-нибудь приходилось чувствовать, что она имеет право на собственную жизнь, на полноценное существование? Я не думаю.

Она, видимо, все время считала себя узурпаторшей.

Ведь подумай сама: Ида появилась на свет, можно сказать, из обломков Лидии. Лидия собиралась наложить на себя руки, но потерпела неудачу, или, возможно, передумала. Она начинает новую жизнь – под именем Иды – намереваясь при этом жить скрытно, неприметно. Но тут она встречается с папой, и тогда природа берет свое – она влюбляется и рожает ребенка. И вот на свет появляюсь я.

Я много раз спрашивала себя: почему Ида не вернулась к своей прежней жизни как Лидия Стеншерна? Почему захотела жить почти что на грани? Ведь объявление о смерти Лидии лишало права на жизнь и Иду. Она ни замуж не могла выйти, ни дать своему ребенку настоящего отца. Не разоблачив при этом саму себя. Ида утверждала, что любила отца своего ребенка, но ничего не сделала для того, чтобы удержать этого мужчину.

Вместо этого она предпочла вновь исчезнуть. Оставив ребенка на попечение приемного отца, которого она вряд ли хорошо знала.

На сей раз она не стала разыгрывать самоубийства, но все равно заставила окружающих поверить в