стоит перед тобой, тихо говорит:
– Фрекен Каролина! Вы не помните меня. Но я из вашего прошлого, от меня вам не уйти.
Это Соглядатай.
Ты должна была догадаться об этом еще тогда, когда брала у него букет, но тебе это и в голову не пришло. А сейчас у тебя нет на него времени.
– Прошу прощения, – произносишь ты и оставляешь цветы на могиле. А затем поспешно убегаешь прочь.
Да, вот такими были твои сны этой ночью, Каролина.
Я постаралась передать их так точно, как смогла. Если я что-то позабыла, ты наверняка вспомнишь сама.
Больше мне нечего добавить, кроме того, что ты должна вскоре вспомнить, кто же он, твой Соглядатай.
С приветом,
Сага».
«Дорогая Сага!
Я только что проснулась и прочла твое письмо. Ты действительно молодец, что записала сон. Ведь я сама помню его смутно.
И вот он лежит передо мной, записанный твоим весьма аккуратным почерком, который куда более ровный и красивый, чем мой.
Забавно, что мы пишем такими разными почерками, ты и я.
Ты словно наслаждаешься, выводя каждую буковку. Это чем-то сродни вышивке.
Я же, напротив, всегда спешу и вовсе не думаю о том, как это будет выглядеть на бумаге.
К тому же ты, похоже, любишь оставаться неузнанной и потому, когда пишешь письма, стараешься держаться в тени. А я не стараюсь скрываться. Я не боюсь дневного света, и ты, видно, тоже. Хотя сейчас ты и интересуешься больше нашим ночным «я».
Может, ты посчитала своим долгом разобраться в моих снах? Но разве они в таком случае не твои тоже? Не наши общие? Или же ты каким-то образом не признаешь их своими?
Когда-нибудь я все же разгадаю тебя, Сага. А ты, надеюсь, разгадаешь меня. Во всяком случае, мне кажется, что мы больше не движемся в разные стороны. И однажды мы встретимся и станем друзьями.
Как тебе известно, последние несколько дней я провела в полном одиночестве. Ходила в четырех стенах одна-одинешенька. С тех пор как мама и Розильда приехали в Стокгольм, так много всего случилось и с ними, и с Гердой, и с детьми.
Все это было важно. И как водится, я позволила себе настолько погрузиться в их жизнь и заботы, что позабыла о своих собственных. Со мной так часто бывает, общаясь с другими людьми, я отдаляюсь от самой себя.
Хотя что в этом необычного? Стоит ли раздувать из мухи слона? Всякий может иногда забыть о самом себе.
Это чистая правда. Со мной это иной раз происходило. Потому что я знаю, в чем разница между тем и другим. Между тем, чтобы забыть, и тем, чтобы отказаться.
Взгляни, например, на Берту! Она действительно мастерски умеет держаться незаметно и забывать о себе ради других – но она делает это правильно.
Потому что в ее случае речь идет совсем о других вещах, чем в моем.
Когда она забывает о себе, это не означает, что она на мгновение отказывается от своей личности. Скорее наоборот.
Она поступает так совершенно осознанно, и для нее это естественно. Хотя со стороны и кажется, что она полностью забывает о себе, на самом деле это лишь поверхностное впечатление, потому что для Берты ее «я» постоянно вместе с ней: во всем, за что бы она ни бралась и что бы ни делала, всегда есть частичка ее самой.
Я же, напротив, – чтобы суметь перевоплотиться в другого человека – должна для самой себя почти что перестать существовать. Это ужасно, это сродни какому-то изъяну характера. Не знаю, быть может, это как-то связано с моей профессией? Наверно, именно поэтому я решила стать актрисой. Чтобы преодолеть в себе это злосчастное качество. Не знаю. В любом случае это малоприятная черта. Полная противоречий и непостижимая разумом.
Истина, к сожалению, состоит в том, что я никогда не могу забыть о себе.
Даже в минуты, когда я до такой степени погружаюсь в образы других людей, что сама перестаю существовать, я все равно мучительно осознаю все, что со мной происходит. Мне кажется, что я должна и в самом деле отказаться от самой себя, когда нахожусь с другими людьми. Это причиняет мне страдание.
Звучит слишком претенциозно, знаю, но я не могу подобрать других слов.
Если я к тому же скажу, что не могу бороться с самой собой, что у меня не хватает сил, то ведь никто этому не поверит, потому что всегда сражаюсь за свою свободу когтями и зубами. Но все же именно так оно и есть. Никто не знает, что происходит внутри меня потом – после того, как я посражалась вволю. Когда сила оставляет меня и я чувствую, что должна ответить за свои метания, расплатиться за них дважды двойной ценой.
Вместо того, чтобы просто-напросто сделать так, как Берта, которая тоже постоянно предъявляет к себе высокие требования – как и я к ней.
Берта гораздо умнее меня. Она соответствует всем требованиям и ожиданиям и таким образом может избавиться от них. Хоп! И она уже не должна расплачиваться по бесконечным счетам. А я должна.
Поэтому проходит так много времени прежде, чем я смогу опять вернуться к самой себе.
Именно поэтому теперь я сперва хорошенько подумаю, прежде чем броситься в пучину сложных людских взаимоотношений. И неважно, каковы эти отношения, я сторонюсь даже простого общения с другими людьми. Потому что даже если не все люди важны для меня так, как мои родственники, общение с любым другим человеком действует на меня угнетающе.
Единственным лекарством тогда становится полнейшее одиночество. Во всяком случае тогда, когда я работаю над какой-нибудь важной ролью, и сейчас меня по-настоящему интересует только работа.
Одним словом – чтобы не отказаться от самой себя, я должна отказаться от других людей.
В настоящее время из этого правила существует только одно исключение – Ингеборг.
По ней я иногда даже скучаю, однако наши отношения – это прежде всего совместная работа.
Хотя нет, не совсем так… Ингеборг значит для меня больше.
А вот товарищи по театральной школе напротив, они – часть моей работы и потому не могут помешать мне. Даже Давид со своей влюбленностью. Она тоже принадлежит театру, и к тому же сейчас его любовь уже не такая навязчивая, как прежде.
Но наша дружба, моя и Ингеборг, продолжает крепнуть. Мы необходимы друг другу, и самое прекрасное в нашем единении то, что оно затрагивает и работу.
Мы уже давно не работали вместе, и вот сегодня мы снова встретимся!
Только мы вдвоем, и никого больше. Наконец-то!
Я пишу эти строки в ожидании Ингеборг, она может в любую минуту прийти.
Мы пойдем гулять, дышать весенним воздухом и разговаривать. Или же молчать, если нам так захочется. Когда люди не виделись так долго, им иногда бывает нужно вначале немного помолчать.
Так обычно бывало у нас с Бертой. Когда мы расставались на долгое время, должны были помолчать по крайней мере несколько часов, прежде чем могли снова свободно заговорить. Иначе нам было легко повздорить. Раньше я ужасно расстраивалась из-за этого и считала, что мы стали безнадежно далеки друг от друга. Но дело было не в этом. Теперь я это знаю и не переживаю больше.
Когда придет Ингеборг, нужно вести себя сдержанно. Я настолько теряю голову от радости, что мне хочется броситься к ней в объятия и закружиться с ней в диком танце. Таково было мое поведение раньше, тогда мне все время казалось, что другие должны чувствовать то же, что и я. Но так редко бывает, и я уже не повторю этой ошибки.
