— Просто не спалось, — ответил он.
— Мне тоже. Вот и подумала: чем лежать без сна, просмотрю-ка лучше еще раз раздел объявлений о найме и сдаче квартир.
— Неплохая идея.
Она наклонилась и начала шарить в корзине для бумаг в поисках вчерашней газеты. Потом подняла на него глаза и спросила:
— Все еще думаешь о том письме, что отправил прокурору?
— Откуда знаешь?
— Я знаю тебя.
Он отвел взгляд.
— Чувствую себя учеником, которого оставил в классе после уроков учитель. И велел пятьсот раз написать на доске: «Я — тупица».
— Никакой ты не тупица. Ты самый лучший, самый блестящий адвокат, которого я знаю.
— Самые умные таких глупостей не совершают.
— У тебя не было выбора. Это письмо — единственный шанс привлечь внимание прокурора к инвесторам.
— Глупость не в том, что я написал это письмо. Я был дураком, что позволил Джесси одурачить меня.
Она перестала искать газету и уселась в кресло рядом с мужем. И смотрела на него встревоженно.
— Но врач Джесси считается самым лучшим и опытным невропатологом в Майами. Разве можно заподозрить его в том, что он специально поставил неверный диагноз и помог тем самым одурачить инвесторов?
— Мне то и дело приходилось сталкиваться с умными ворами. Просто я пошел на поводу у Джесси. Поверил в ее болезнь, сочувствовал. Вот и расслабился.
— Да, конечно. Даже мне было жаль эту женщину. Разве я сама не говорила тебе: «Займись ее делом. И не важно, что она некогда была твоей подружкой»? Помнишь?
— История совершенно подкосила меня.
— Меня тоже. Особенно врач. Чем больше думаю об этом, тем меньше понимаю, как это доктор Марш решился рискнуть своей карьерой и добрым именем.
— Деньги, — заметил после паузы Джек. — Я сталкивался с врачами, которые больше всего на свете любят золото.
— А мне кажется, дело не только в них. Есть что-то еще, чего мы пока не понимаем.
Он мог бы поделиться с ней и другими соображениями, в частности о том, каким талантом убеждения обладала Джесси, но не стал.
— Давай не думать. Как ты сама?
— В порядке.
Отвечая, она отвела взгляд. Он взял ее за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза.
— Что случилось?
— У меня месячные, — тихо ответила она.
Джек старался не показать своего разочарования.
— Ничего страшного. Будем пытаться дальше.
— Мы год стараемся, нет, одиннадцать месяцев.
— Неужели так долго?
— Да. А я никак не могу забеременеть.
— Попробуем в следующий раз без обручальных колец? Говорят, помогает.
Она пыталась изобразить улыбку, но не получилось. Какая-то мысль не давала ей покоя.
— Тебя это беспокоит, да, милая?
— Да, очень.
— Возможно, здесь моя вина.
— Нет, не твоя.
— Но откуда тебе знать?
— Просто знаю, и все.
Он вовсе не был уверен, что она знает. Одно было ясно: такие разговоры только ее расстраивают.
— Но мы еще не пробовали других вариантов.
— Знаю. И потом, можно усыновить ребенка. Но я даже думать об этом боюсь.
— Почему?
— Из-за тех отношений, которые были у тебя с мачехой, — помедлив, ответила она.
— Ну, это совсем другое.
— Не вижу особой разницы. Ведь твоя мама умерла, когда ты был еще младенцем. Агнес растила и воспитывала тебя с младенчества.
— Тот факт, что мы с Агнес так и не стали по-настоящему близкими людьми, вовсе не связан с тем, что она не доводилась мне биологической матерью. Отец так торопился подобрать мне маму, что женился на первой попавшейся женщине. А потом вдруг выяснилось, что она пьяница.
Синди взяла его за руку. Пальцы их переплелись.
— А ты часто думал о своей настоящей маме?
— Нет, урывками. Иногда мне было любопытно знать, какой она была, иногда не думал вовсе. К счастью, у меня была абуэла, она рассказывала мне о маме.
— А тебя не страшит сам факт усыновления? Ну, что частью нашей жизни вдруг станет какое-то загадочное и чуждое существо?
— Нет. Рядом с ним не будет бабушки, которая рассказывала бы ему о биологической матери.
— Нет, я не о ребенке. Я о том, какой была его настоящая мать.
— Но миллионы пар усыновляют чужих детей, и это их не смущает.
— Не думаю, что всем этим людям доводилось сталкиваться с тем, через что прошла я.
— С чем же это?
— Ну, с ощущением присутствия… кого-то рядом.
Джек знал: она говорит о своем отце. Он опасался, что смерть Джесси отрицательно сказалась на жене.
— Так вот почему ты проснулась! Тебе снова приснился отец?
— Нет.
— Уверена?
— Перестань. Не хочу говорить об этом. Прости.
— Тебе незачем просить прощения. Это… происшествие выбило из колеи нас обоих. И если тебе хочется поговорить о нем со мной или с кем-то еще, даже с психоаналитиком, не стесняйся.
Она долго молчала, затем взглянула на него:
— Вообще-то я хотела показать тебе кое-что.
— Что?
— Подожди.
Она поднялась и прошла через темный холл во вторую спальню, где временно оборудовала себе нечто вроде кабинета. Через минуту вернулась, положила перед Джеком на стол фотографию размером десять на двенадцать и сказала:
— Пару недель назад снимала в саду маленькую девочку с собакой. Извела несколько кассет с пленкой.
Джек долго разглядывал фотографию, потом пожал плечами и заметил:
— Очень симпатичный снимок.
— Взгляни на нижний правый угол. Ничего не замечаешь?
Он всмотрелся.
— Что именно?
