— Теперь она мертва. И все выглядит так, будто это ты убил ее из-за денег.
Джек с самого начала понимал, что такой логический вывод неизбежно станет результатом разговора, однако слова Розы отозвались болью.
— Да, полтора миллиона долларов — это мотив. Раз Джесси больше нет, я становлюсь полноправным хозяином счета.
— Убийство соучастника. Так все это выглядит.
— Думаешь, эта версия пройдет? Что я убил ее ради денег?
— Ну, со мной не пройдет.
— Спасибо и на этом. Но ты не жюри присяжных. Нет, честно, что ты думаешь?
— Думаю, не стоит забегать вперед. Полегоньку, потихоньку. В данный момент у нас другая проблема — налоговое управление. Самый страшный зверь бюрократических джунглей. Так что взглянем на проблему с чисто философской точки зрения.
— Надеюсь, что под словом «философия» ты не имеешь в виду великих мыслителей — Гегеля, Канта, Мора, Ларройо, Кёлера?..
— Я говорю о своей философии. О том, как лучше разговаривать с налоговиками. Расследования налоговых преступлений я отношу к отдельному классу. И собираюсь настаивать на этом, поскольку далеко не все разделяют эту точку зрения.
— Любопытно.
— Вот тебе прекрасный пример. Допустим, ты собираешься выступить свидетелем на слушаниях и я должна подготовить тебя к перекрестному допросу.
— Знаю я эту процедуру. Отвечать только на поставленный вопрос. Не выдавать никакой лишней информации. Если на вопрос можно ответить «да» или «нет», отвечать именно так, не иначе.
— Правильно. — Она покосилась на наручные часы Джека и спросила: — Знаешь, который теперь час?
— Роза, я прекрасно осведомлен обо всех этих играх. Я должен отвечать только на поставленный вопрос. А потому, раз ты спросила так, я должен ответить: «Да, я знаю, который теперь час». Это давным- давно всем известно, и лично я где только об этом не читал. И в журнале «Законы Лос-Анджелеса», и в «Западном крыле», и в «Практике законодательства». И даже, если не ошибаюсь, целых два или три раза в журнале «Закон и порядок».
— Пусть по телевизору дают неверные ответы.
— Не понял?
— Вы уверены, что ваши часы точные?
— Сам их ставил.
— И уверены, что они показывают верное время? С точностью до секунды?
— Ну, вряд ли с точностью до секунды.
— Представь, что ты стоишь у Вестминстерского аббатства и смотришь прямо на Биг-Бен. Если кто-то спросит, который час, откуда тебе знать, что Биг-Бен показывает точное время?
— Я никак не могу этого знать.
— Вот именно! Правильно. Если только ты не сам Господь Бог. Так как же надо ответить на вопрос: который теперь час?
Джек призадумался, потом ответил:
— Не знаю.
— Ты все понял, друг мой. Именно в таком духе и будешь разговаривать с налоговым управлением.
Джек не ответил, но подумал, что подобная тактика несколько вызывающая. В дверь постучали, заглянула секретарша Джека.
— Тебя к телефону, Джек.
— Попроси перезвонить сюда.
— Сказали: по личному делу.
Очевидно, Синди, подумал Джек. Извинился и прошел следом за секретаршей в свой офис.
— Это не Синди, — сказала она. — Это твой бывший босс.
— Шейфиц?
Она кивнула. Джерри Шейфиц возглавлял отдел в генеральной прокуратуре США и был некогда наставником Джека. А Мария, секретарша, работала у него еще с тех незапамятных времен и потому была знакома с Шейфицем.
— Чего он хотел? — спросил Джек.
— Не знаю. Я сказала, что ты на совещании. Он заявил, что дело срочное, и настоял, чтобы я позвала. И с еще большей настойчивостью просил не упоминать его имени при Розе.
Джек вошел в кабинет один и затворил за собой дверь. Секунду смотрел на мигающую кнопку телефонного аппарата, затем взял трубку.
— Как поживаешь, Свайтек?
Джек выдавил улыбку. Они были старыми друзьями, но долгая работа на правительство неизбежно оставляет отпечаток на людях и, в частности, заставляет называть друзей по фамилиям.
— Ничего, сейчас получше, Шейфиц. Должен сказать ты позвонил в весьма неурочный час, что странно даже для старого друга.
— Это не случайно. Надеюсь, ты уже знаешь. Но все-таки решил на всякий случай уверить тебя в том, что к конфискации твоих компьютеров я не имею никакого отношения.
— Действительно, мог бы и не говорить.
— Уточняю: за этим никто из наших во Флориде не стоит.
Сердце у Джека екнуло.
— Выходит, распоряжение поступило из Вашингтона?
— От сил по борьбе с организованной преступностью. — Произнося эти слова, Шейфиц с трудом подавил вздох.
— Они что же, считают меня членом мафии?
— Не могу знать, что они там считают.
— Кто за этим стоит?
— Сэм Дрейтон. Большая шишка, но я только что так на него орал, что самому тошно стало. Ночные обыски, конфискации — так нельзя обращаться с прокурором, пусть даже и бывшим.
— Как-нибудь справлюсь, с Божьей помощью, — сказал Джек. — К чему тебе наживать из-за меня неприятности?
— Я никому дорогу не перебегаю. У меня всего одна забота — организовать тебе встречу.
— Встречу?
— Не знаю каким образом, но ты вписываешься в схему Дрейтона. Пока не могу сказать, как именно, но мне удалось убедить Дрейтона в том, что чем скорее вы встретитесь, тем лучше. Негоже с его стороны обращаться с тобой как с закоренелым преступником.
— Так Дрейтон хочет предложить мне какую-то сделку?
— Я хочу сказать только одно: ты должен встретиться с Дрейтоном. В твоих же интересах.
— Хорошо. Кстати, в адвокатах у меня Роза.
— Не надо адвоката. Даже о нашем разговоре ничего ей не говори.
— Он что же, хочет взять меня голыми руками, оставить без всякой защиты?
— Ты сам адвокат, к тому же бывший обвинитель. Как-нибудь справишься.
— И все же я не понимаю…
— То, что должен сказать тебе Дрейтон, нельзя произносить в присутствии твоего адвоката или кого бы то ни было еще. Это предназначено лишь для твоих ушей, и это твой первый и единственный шанс. Такие он поставил условия. Не я это придумал.
Джек задумчиво молчал. Ему не раз доводилось быть свидетелем жесточайшего соперничества между государственными силовыми структурами и местными органами прокуратуры. Вонь от этих грязных политических игр, казалось, исходила сейчас из трубки.
— Я очень ценю нашу дружбу и все, что ты для меня сделал. Но все же постарайся не совать шею в
