— Сколько тебе лет, Макс?
— Двадцать.
— Господи, всего двадцать, а выглядишь ты как… Ну ты меня понял. Не знай я тебя, решила бы, что ты — мой ровесник. — Мэри покраснела, прижала палец к носу и поспешно добавила: — Правда, это не намного больше двадцати.
Прежний акцент, как чертополох, пробивался в ее речи.
— Нет, мне действительно двадцать.
Она подняла глаза, и моя старая горничная пропала. Передо мной снова сидела женщина с непроницаемым сердцем. Ее жемчуга терялись в складках шеи, так называемых кольцах Венеры.
— Тебе можно позавидовать, Макс.
— Почему?
— Тебе бы родиться женщиной. — Мэри устремила на меня внимательный взгляд, которым, наверное, осматривала каждую из бродивших наверху девушек, как и она сбежавших от грязной домашней работы, от мужчин и семей. — Уж поверь мне. Юность — единственное сокровище женщины, умные девочки используют свою молодость, чтобы заработать как можно больше драгоценностей. У меня есть сапфир, подаренный принцем. Макс, мне тогда было двадцать шесть. Верно, в то время я работала у вас. Когда твои родители уезжали на уик-энд в отель «Дель Монте», я тайком приводила мужчин в свою комнату, чтобы немного подзаработать. Не вздрагивай. Так поступают все девушки, даже горничные приличных семейств.
Я попытался перевести разговор в интересующее меня русло.
— Когда ты оставила работу горничной, Мэри?
— Горничной, ну и вопрос! Ха! Ах да, ты верно говоришь о должности служанки. После того, как твоя бабушка выгнала меня.
— Но я же видел тебя на причале Мэйг.
Мэри вскинула голову.
— А на мне была форма горничной?
— Неужели ты не помнишь? Я шел с отцом, у тебя в руках был ирис…
— Старый трюк, Макс. Я гораздо больше зарабатывала, когда притворялась горничной, чем когда действительно выполняла обязанности служанки. Богачи меня не пропускали. Так я перебивалась, пока не попала в публичный дом. Вскоре мадам Дюпон умерла, и заведение досталось мне.
— Тебе нелегко жилось, да, Мэри?
Хозяйка бросила на меня гневный взгляд.
— Ты пришел сюда не о моей жизни рассуждать. Какой бы она ни была, это все, чего я добилась после того, как вы меня вышвырнули.
— Я не…
— Твоя бабушка еще жива?
Я покачал головой и рассказал об исчезновении отца, о нашей жизни в Саут-Парке.
— Полагаю, ты об этом не знала. Ведь мы живем в разных мирах…
— Ничего подобного. Ты в этой гостиной, я в этой гостиной. Мы в одном и том же мире.
— Я… э…
Однако Мэри снова изменилась.
— Еще шампанского, дорогой? — улыбнулась она. Времена будто смешались, прежняя веселая Мэри то появлялась, то исчезала словно уличные огни, заглядывавшие в окно, они вспыхивали и рассеивались в клубах тумана. Возможно, такова и была ее сущность: мерцающий калейдоскоп обманчивых образов. — Я говорила, тебе бы лучше родиться девочкой. В юности был бы уродцем.
— Я и был им.
— Ты еще молод, а для девушки такая внешность — подарок судьбы. Жаль, я не была уродиной. Уродины не задумываются ни о замужестве, ни о детях, пока не впадут в отчаяние. А ты не впадаешь, Макс, потому что знаешь: твоя красота еще впереди. Ты станешь красавцем, когда поумнеешь и повзрослеешь. Будешь и красивым, и счастливым одновременно.
— Пока у меня ни того, ни другого.
— Всему свое время, мой мальчик. Тебе можно позавидовать…
Мэри пристально взглянула на меня, однако в этот момент в гостиную вошел странный тип. Сначала он показался мне сгорбленной старухой-уборщицей, а в следующий миг я понял, что это был мужчина в женском клетчатом платье, шарфе, фартуке и шапочке, в руках он держал перьевую щетку и мусорное ведро. Мадам Дюпон, ничуть не удивившись, поднялась и расцеловала гостя в обе щеки, затем принялась подробно объяснять, каким комнатам, по ее мнению, надо уделить особое внимание. Она обращалась с ним как с любимым слугой, а диковинное создание, не менее учтивое и усатое, чем другие обитатели Маркет- стрит, послушно кивало. Когда мадам закончила, он вручил ей золотую монету и вышел из комнаты. Мэри с проворством эстрадного фокусника опустила монетку в карман и повернулась ко мне, улыбающаяся, но серьезная.
— Да, Макс, теперь люди платят мне за право быть моей горничной. Все меняется, мой мальчик. — Мэри не села рядом, она собрала пустые бокалы и отчеканила: — Больше сюда не приходи.
Мэри прибирала гостиную, даже не глядя в мою сторону. Жуткие безделушки и прочие мелочи ее профессиональной жизни вновь заняли свои привычные места, позолоченная поверхность автоматической гармоники вновь сияла чистотой. Огоньки за окном бежали в обратную сторону, а мадам Дюпон настраивалась на следующий визит, на очередное появление негритянки, сопровождающей стайку хихикающих мужчин. Хозяйка говорила, продолжая убирать комнату:
— Женщины вроде меня думают, что никогда не меняются. Глядя в зеркало, я верю, что была такой всегда. Больше сюда не приходи.
Я безмолвно снял с подставки цилиндр, надел его на свою старческую голову и — не знаю почему — заплакал. Чудовища иногда плачут.
Мэри тут же смягчилась.
— Я слишком груба, — произнесла она, нахмурившись и взяв меня за руку. — Это все из-за твоей внешности, ты похож на полицейского, вымогающего взятку. Ох, не принимай мои слова близко к сердцу. Глянь-ка, совсем расстроился. А она тебя любила? Конечно же, нет. Ни тебя, ни кого другого; такие не любят. Ну ладно-ладно, я дам тебе девочку, хоть это и не поможет, Макс. А в следующий раз будешь платить, как все.
Разумеется, она оказалась права; я платил каждый раз, когда приходил сюда в течение многих лет.
Не успел я опомниться, как уже поднимался по лестнице; хозяйка вела меня к молодой женщине с обаятельной улыбкой и хищными глазами ягуара. Я помню ее не очень отчетливо; она лениво помахивала длинным пером, а когда я приблизился, поманила меня пальцем. Меня потянуло к ней словно магнитом, ведь я был молод, печален и жаждал утешения.
— Макс, — шепнули за спиной.
Я повернулся к Мэри. Необычайно грустная старая белокурая девчонка. Возможно, виной тому отсутствие моих преимуществ, пожилой возраст, или все дело в печальной золотистой ауре, окружавшей мадам Дюпон.
— Знаешь, я рада, что ты пришел, — подняв голову, наконец сказала моя бывшая горничная. — Всю жизнь я считала время беспристрастным.
Меня отвлекли от записей, однако я должен обо всем рассказать. Сэмми, у меня потрясающие новости: вскоре я могу стать твоим братом.
Миссис Рэмси, эта милая женщина, пока ничего не говорила, однако в одну из последних бессонных ночей (старость не сторонница чрезмерного поедания сосисок) я решил порыться в ее столе. Для меня подобное дело не в новинку — малолетним преступником я стал очень давно. Просто я лишь на днях обнаружил, где она держит ключ. Ты сам-то его нашел, Сэмми? Или ты — один из тех мальчиков, тех счастливых мальчиков, безразличных к спрятанным вокруг секретам? Если так, становится понятным, почему мне удавалось скрывать свой дневник столь долгое время. В любом случае ключ хранится в ящике
