– Я тоже. Он был моим земным отцом, и я провела много часов, молясь за него, но он всегда оставался для меня чужим.
– Когда вы виделись с ним последний раз? – Речь Нейта тоже стала более тихой и медленной. Эта женщина умиротворяюще действовала на него.
– Много лет назад, еще до поступления в колледж… Что вы обо мне знаете?
– Не много. Вы оставили мало следов.
– Тогда как вы меня нашли?
– Трой помог. Он пытался вас разыскать, но не смог. Знал лишь, что вы миссионерка ВОМП и живете где-то в этой части мира. Остальное пришлось выяснять мне.
– Откуда он это узнал?
– У него была куча денег.
– И именно поэтому вы здесь?
– Да, поэтому я здесь. Нам нужно обсудить дела.
– Должно быть, Трой что-то оставил мне по завещанию?
– Можно сказать и так.
– Я не хочу говорить о делах. Хочу просто поболтать.
Знаете, как часто мне приходится слышать английскую речь?
– Догадываюсь, что очень редко.
– Раз в год я езжу в Корумбу пополнять запас медикаментов. Там я звоню в главный офис и минут десять говорю по-английски. И меня это всегда пугает.
– Почему?
– Я нервничаю. Трубка дрожит у меня в руке. Я знаю людей, с которыми говорю, но боюсь неправильно употребить какое-нибудь слово. Иногда даже начинаю заикаться. Десять минут в год.
– Сейчас у вас все прекрасно получается.
– Я очень нервничаю.
– Расслабьтесь. Я парень простой.
– Но вы нашли меня. Час назад, когда мне сообщили, что здесь американец, я осматривала больного. Побежала в свою каморку и начала молиться. Бог дал мне силы.
– Я пришел с миром.
– Вы, судя по всему, милый человек.
“Знали бы вы все”, – подумал Нейт, а вслух сказал:
– Спасибо. Вы… э-э… сказали, что осматривали пациента.
– Да.
– А я думал, вы миссионерка.
– Я и есть миссионерка. Но и врач тоже.
Специальностью Нейта были иски к врачам. Но здесь не время и не место обсуждать преступную врачебную халатность.
– В моем досье этого нет.
– Я сменила фамилию после колледжа, еще до того, как поступила в мединститут и семинарию. Видимо, тогда мои следы и затерялись.
– Точно. Зачем вы сменили фамилию?
– Это было для меня важно, по крайней мере тогда так казалось. Теперь это уже не имеет значения.
С реки потянуло ветерком. Было почти пять. Над лесом собирались темные низкие тучи. Рейчел заметила, как он взглянул на часы.
– Мальчики принесут сюда вашу палатку. Это вполне подходящее место, чтобы переночевать.
– Спасибо, не сомневаюсь. Нам ведь здесь ничего не будет угрожать, правда?
– Правда. Господь защитит вас. Молитесь.
В тот момент Нейт был готов молиться кому угодно. Близость реки его особенно пугала. Стоило закрыть глаза, и он видел, как анаконда подползает к палатке.
– Вы ведь молитесь Богу, мистер О'Рейли, не так ли?
– Пожалуйста, называйте меня просто Нейт. Да, молюсь.
– Вы ирландец?
– Дворняга. Больше всего во мне немецкой крови. У отца были ирландские предки. Но семейные предания меня никогда не интересовали.
– К какой церкви вы принадлежите?
– К епископальной. – Католическая, лютеранская, епископальная – какая разница. Нейт не заглядывал в церковь со времен второй женитьбы.
Его духовная жизнь вообще была предметом, который он предпочел бы обойти. Он не считал знание теологии своей сильной стороной и не хотел вступать в дискуссию с миссионеркой.
– Эти индейцы мирные? – спросил он.
– В основном – да. Ипики не воины, но белым людям не доверяют.
– А как же вы?
– Я с ними уже одиннадцать лет. Меня они приняли.
– И сколько времени для этого потребовалось?
– Мне повезло: до меня здесь работала супружеская пара миссионеров. Они выучили язык и перевели Евангелие. А я врач. Мне удалось быстро завоевать их доверие, стоило лишь помочь нескольким женщинам при родах.
– Вы, кажется, прекрасно говорите по-португальски.
– Бегло. Я говорю еще и по-испански, на языке ипиков и мачигуенга.
– А это еще кто такие?
– Мачигуенга – местное племя, живущее в горах Перу. Я провела с ними шесть лет. Только начала свободно говорить на их языке, как меня отозвали.
– Почему?
– Партизанская война.
Как будто змей, аллигаторов, болезней и наводнений недостаточно, подумал Нейт.
– В деревне неподалеку от моей похитили двух миссионеров. Но Господь их спас. Через четыре года их отпустили живыми и невредимыми.
– Здесь тоже ведутся партизанские войны?
– Нет. Это Бразилия. Здесь люди мирные. Наркокурьеры встречаются, но так далеко в Пантанал никто из них не забирается.
– Кстати, интересный вопрос: как далеко мы сейчас от реки Парагвай?
– В это время года в восьми часах плавания.
– В бразильских часах?
Она улыбнулась шутке:
– Вы уже поняли, что здесь время течет медленнее. По американским меркам от восьми до десяти часов.
– Если плыть на каноэ?
– Да. У меня был когда-то подвесной лодочный мотор, но старый, и он в конце концов сдох.
– А если иметь моторку, сколько времени займет дорога?
– Часов пять, немного больше – немного меньше. Сейчас сезон дождей, и здесь легко заблудиться.
– Это я уже понял.
– Реки сливаются. Вам придется прихватить с собой одного из наших рыбаков, без проводника вы ни за что не найдете Парагвая.
– А вы ездите туда раз в год?
– Да, но в сухой сезон, в августе. Тогда прохладнее, и москитов не так много.
– Одна ездите?
– Нет, беру с собой Лако, моего индейского друга, он довозит меня до Парагвая. Когда вода на реках спадает, путь занимает около шести часов. Там я жду какой-нибудь проходящий мимо корабль, потом
