личностью с новым именем.
— Она грустит?
— Старается побороть грусть. Она потеряла детей, а разве может мать когда-нибудь от такого полностью оправиться? Но она старается о них не думать. Им отец так мозги запудрил, что они и знать ее не хотят. Разумеется, она его ненавидит, и я считаю, что это вполне естественно.
— Она — очень хороший адвокат, — произнес мальчик с таким видом, как будто сам лично нанимал и увольнял десятки.
Мамаша Лав подвинулась поближе. С точки зрения Марка, слишком близко. Она похлопала его по колену, что совершенно вывело его из себя, но она была милой старушкой и ничего плохого не имела в виду. Она похоронила сына и потеряла единственного внука, так что он решил на нее не сердиться. Ночь была безлунной. Легкий ветерок тихо шуршал листвой огромных дубов, отделяющих дом от улицы. Ему вовсе не хотелось назад в больницу, потому он решил, что и здесь вовсе не плохо. Он улыбнулся мамаше Лав, но она уставилась в темноту, думая о чем-то своем.
Он понимал, что рано или поздно она вернется к самоубийству Клиффорда, а ему этого хотелось избежать.
— Почему у Реджи среди клиентов так много детей?
Она продолжала похлопывать его по колену.
— Потому что некоторым детям нужны адвокаты, хотя многие из них об этом не подозревают. А большинство юристов слишком заняты зарабатыванием денег, им не до детей. Вот ей и хочется им помочь. Она считает, что виновата, потеряв своих детей, поэтому защищает чужих.
— Я ей очень немного заплатил.
— Не волнуйся, Марк. Каждый месяц Реджи ведет по меньшей мере два дела бесплатно. Они это называют pro bono. Это означает, что адвокат работает без гонорара. Если бы она не хотела, она бы твое дело не взяла.
Он знал о pro bono. В телесериалах половина адвокатов работали бесплатно. Другая половина — те спали с красивыми женщинами и ели в роскошных ресторанах.
— У Реджи есть душа, Марк, и совесть, — продолжила она. Бокал был пуст, но говорила она четко и соображала прекрасно. — Она работает без гонорара, если верит в клиента. Когда я смотрю на некоторых из ее бедных клиентов, у меня, Марк, просто сердце разрывается. Я постоянно плачу из-за этих несчастных ребятишек.
— Вы ею гордитесь, правда?
— Правда. Реджи чуть не умерла, Марк, несколько лет назад, во время развода. Я едва ее не потеряла. Потом я почти разорилась, пытаясь поставить ее на ноги. И посмотри на нее сегодня!
— Она снова выйдет замуж?
— Возможно. Она встречалась с парой мужчин, но так, ничего серьезного. Любовь у нее не на первом месте. Сначала работа. Вот как сегодня. Уже почти восемь часов, а она в городской тюрьме беседует с маленьким магазинным воришкой. Интересно, что завтра будет в газетах?
Спорт, некрологи, все, как обычно. Марк неловко пошевелился. Ясно было, что она еще не закончила.
— Кто знает.
— А как это — увидеть свою фотографию на первой полосе газеты?
— Мне не понравилось.
— А где они достали карточки?
— Это школьные.
Они помолчали. Цепи над ними поскрипывали, качели медленно двигались взад-вперед.
— Что ты почувствовал, когда наткнулся на человека, который только что застрелился?
— Очень испугался. Но мой врач запретил мне об этом говорить из-за излишнего стресса. Вы же знаете про моего младшего брата. Так что я лучше ничего не буду рассказывать.
— Конечно, конечно.
Марк оттолкнулся пальцами ноги, и они закачались сильнее. Он был сыт, и неожиданно ему захотелось спать. Мамаша Лав что-то мурлыкала себе под нос. Ветер усилился, и его пробрала дрожь.
* * *
Реджи нашла их на темной террасе на качелях, слегка раскачивающихся взад-вперед. Мамаша Лав пила черный кофе и гладила Марка по плечу. Мальчик свернулся в клубочек около нее и положил голову ей на колени. Ноги его были укрыты пледом.
— Он давно спит? — прошептала Реджи.
— С час. Он замерз, потом уснул. Милый мальчик.
— Очень. Я позвоню его маме в больницу и спрошу, нельзя ли ему остаться здесь ночевать.
— Он наелся до отвала. Я его хорошенько покормлю утром.
Глава 19
Идея принадлежала Труманну, и, поскольку это была блестящая идея, которая наверняка сработает, она тут же была схвачена Фолтриггом и представлена как его собственная. Существование рядом с Роем Фолтриггом представляло собой цепь украденных идей, равно как и славы, если что-нибудь получалось. А если все шло к чертям собачьим, виноватыми оказывались Труманн с компанией, а с ними вместе подчиненные Фолтригга, пресса, присяжные, коррумпированные адвокаты — все-все, кроме самого великого Фолтригга.
Но Труманну уже приходилось умасливать примадонн и играть на их тщеславии, и уж, разумеется, он мог справиться с таким идиотом, как Фолтригг.
Идея пришла ему в голову, когда он сидел в углу переполненного рыбного ресторана, лениво выбирая зелень из своего салата с креветками. Он позвонил Фолтриггу по его личному телефону, но никто не снял трубку. Набрал номер библиотеки и напал на Уолли Бокса. Шел уже десятый час вечера, и Уолли объяснил, что они с боссом до сих пор роются в юридической литературе, эдакая парочка работоголиков, копающаяся в деталях и получающая от этого удовольствие. И так целый день. Труманн сказал, что приедет через десять минут.
Он покинул шумный ресторан и быстро пошел сквозь толпу на Канал-стрит. Сентябрь в этом году в Новом Орлеане снова был душным и жарким. Через два квартала он снял пиджак и пошел быстрее. Еще через два квартала его рубашка промокла от пота и прилипла к спине и груди.
Он пробирался сквозь толпу туристов, шатающихся по Канал-стрит с фотоаппаратами в пестрых рубашках, и в тысячный раз удивлялся, зачем все эти люди приезжают сюда и тратят свои трудом заработанные деньги на низкопробные развлечения и пищу, за которую дерут бешеные деньги. Средний турист на Канал-стрит носил белые кроссовки и черные носки и был толст, так что Труманн решил, что все эти люди вернутся домой и будут хвастаться перед своими менее удачливыми друзьями той изысканной кухней, плоды которой им удалось здесь вкусить. Он налетел на крупную женщину, стоящую на углу, прижав к лицу черную коробочку. Оказалось, что она снимала дешевую сувенирную лавчонку, украшенную зазывными надписями. Кому это захочется смотреть на маленькую сувенирную лавку во Французском квартале?
Труманну хотелось, чтобы его куда-нибудь перевели. Ему обрыдли туристы, движение на дорогах, влажность, преступления и больше всего Рой Фолтригг.
* * *
Фолтригг не боялся тяжелой работы. Он к ней привык. Он понял еще в юридическом колледже, что далеко не гений и, чтобы преуспеть, должен много работать. Он задницу отсиживал за занятиями и
