— Это помогает.
— Верно. Но, если верить мистеру Орду и ФБР, маленький Марк, возможно, в опасности.
— Что они вам наговорили?
— Все выяснится на слушании.
— Похоже, у них оказались убедительные аргументы. Я получила уведомление за час до слушания. Своего рода рекорд.
— Я решил, тебе это подойдет. Если хочешь, можно перенести на завтра. Я не прочь заставить мистера Орда подождать.
— Только не когда Марк сидит в тюрьме. Выпустите его, и мы перенесем слушание на завтра. Мне нужно время, чтобы подумать.
— Я боюсь освобождать его, хочу убедиться, что ему ничего не грозит.
— Откуда такие страхи?
. — Если верить ФБР, в городе сейчас находятся очень опасные личности, которые хотели бы заставить мальчика замолчать. Ты знакома с мистером Гронком и его дружками Боно и Пирини? Когда- нибудь о них слышала?
— Нет.
— Я тоже впервые услышал только сегодня утром. Создается впечатление, что эти личности прибыли в наш благословенный город из Нового Орлеана и что все они — ближайшие помощники мистера Барри Мальданно, или Ножа, мне кажется, так он шире известен. Слава Богу, организованная преступность до сих пор обходила Мемфис стороной. Меня все это пугает, Реджи, в самом деле пугает. Эти люди не играют в бирюльки.
— Мне тоже страшно.
— Ему угрожали?
— Да. Вчера, в больнице. Он мне рассказал, и с той поры мы не расставались.
— Значит, теперь ты еще и телохранительница.
— Да нет же. Но я не думаю, что кодекс дает вам право брать под стражу детей, жизнь которых в опасности.
— Реджи, милая, я же сам этот кодекс писал. Я могу приказать взять под стражу любого ребенка, если есть подозрение, что он преступник.
Верно, он писал этот кодекс. И апелляционные суды давно бросили попытки поймать Гарри на какой-либо неточности.
— В каких же грехах обвиняют Марка Фолтригг и Финк?
Гарри выхватил из стола пару бумажных салфеток и высморкался. Снова улыбнулся.
— Он не может просто молчать, Реджи. Если он что-то знает, он должен рассказать. Ты же понимаешь.
— Вы предполагаете, что он что-то знает?
— Я ничего не предполагаю. В заявлении содержатся некие утверждения. Часть из них основана на фактах, а часть — на предположениях. Как, впрочем, и все заявление. Разве не так? До слушания мы правды не узнаем.
— Чему из того дерьма, что написал Слик Мюллер, вы верите?
— Я не верю ничему, Реджи, пока мне это не будет сказано под присягой в моем суде, и тогда я верю только десяти процентам услышанного.
Последовала долгая пауза, во время которой судья размышлял, задавать вопрос или нет.
— Ну, Реджи, что же мальчик знает?
— Вы знаете, это конфиденциальная информация.
Он улыбнулся.
— Значит, он знает больше, чем нужно.
— Можно и так сказать.
— Если это важно для хода расследования, Реджи, тогда он должен сказать.
— А если он откажется?
— Не знаю. Подумаем, когда такое произойдет. Мальчик умный?
— Очень. Неполная семья, отца нет, мать работает. Вырос на улице. Все как обычно. Я вчера разговаривала с учителем в его пятом классе, так у него по всем предметам, кроме математики, высшие баллы. Он очень сообразителен и по-уличному предприимчив.
— Никаких неприятностей в прошлом?
— Никаких. Он славный малыш, Гарри. Просто замечательный.
— У тебя все клиенты замечательные, Реджи.
— Этот — особенный. Он сюда попал не по своей вине.
— Я надеюсь, ты дала ему хороший совет. На слушании ему придется туго.
— Я всем своим клиентам стараюсь дать хороший совет.
— Я знаю.
Послышался стук в дверь, и вошла Марсия.
— Ваш клиент прибыл, Реджи. Комната для свидетелей С.
— Спасибо. — Она встала и прошла к двери. — Увидимся через несколько минут.
— Да. И не забывай, я крут с непослушными детьми.
— Я знаю.
* * *
Он сидел на стуле, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Во взгляде сквозила обреченность. В течение трех часов с ним обращались как с преступником, и он уже начал привыкать. Он не боялся. Никто его не ударил, ни полицейские, ни заключенные.
Комната была крошечной, без окон, плохо освещенной. Вошла Реджи и подвинула поближе к нему складной стул. Ей приходилось бывать в этой комнате много раз при сходных обстоятельствах. Он улыбнулся ей с явным облегчением.
— Ну, как в тюрьме? — спросила она.
— Они меня еще не кормили. Можно за это подать на них в суд?
— Возможно. Как Дорин, та дама, что с ключами?
— Противная. Откуда вы ее знаете?
— Я там много раз бывала, Марк. Такая уж у меня работа. Ее муж сидит в тюрьме, осужден на тридцать лет за ограбление банка.
— Здорово! Я ее про него спрошу, если опять увижу. Мне придется туда вернуться, Реджи? Мне бы хотелось понять, что происходит.
— Что ж, все просто. Через несколько минут нам предстоит слушание у судьи Гарри Рузвельта. Оно может продлиться пару часов. Прокурор и ФБР предполагают, что ты обладаешь важной информацией, и, как я думаю, они могут попросить судью приказать тебе говорить.
— А судья может заставить меня сказать?
Реджи говорила медленно и осторожно. Ему было одиннадцать лет, он был умен и схватывал все на лету, но она повидала много таких и знала, что в данный момент он просто-напросто перепуганный ребенок. Он может услышать ее слова, а может и пропустить все мимо. Или он услышит только то, что ему хотелось бы слышать, так что она должна быть предельно осторожна.
— Никто не может заставить тебя говорить.
— И хорошо.
— Но судья может отправить тебя назад в ту же самую камеру, если ты не заговоришь.
— Назад в тюрьму?
— Именно.
— Не понимаю. Я же ничего плохого не сделал, черт побери, а меня засадили в тюрьму. Я просто понять этого не могу.
— Все очень просто. Если, я подчеркиваю, если судья Рузвельт прикажет тебе отвечать на
