— Ну а сейчас эта Тамми часто работает?
— По пятницам, иногда по субботам. Муж у нее дальнобойщик, обычно уезжает на выходные. А денег вечно не хватает.
— И кто ее клиенты?
— Да так, разные парни. Она осторожна и очень разборчива. Интересуешься?
— Нет. Просто любопытствую. Значит, каждую пятницу и субботу тут бывает шумно?
— Ну, скорее да, чем нет.
— Но когда я снимал здесь жилье, меня об этом не предупреждали.
— А ты не спрашивал. Да ладно, будет тебе, Гил. Только не говори, что ты сильно расстроился. Могу замолвить за тебя словечко Тамми. Развлечься тебе не помешает. Она даже к тебе в комнату может прийти.
— Сколько берет?
— Всегда можно договориться. Скажу, чтобы сделала тебе скидку.
— Ладно. Я подумаю.
По истечении тридцати дней меня вызвали в кабинет мисс Дрел на собеседование. Крупные компании в наши дни предпочитают строить свою работу на основе уставов и инструкций, изданных ими самими же, что заставляет их чувствовать себя продвинутыми. И в «ГВТГ груп» существовало правило: каждый служащий должен проходить переаттестацию, или собеседование, с интервалом в тридцать, шестьдесят и девяносто дней, ну а затем — раз в полгода. В большинстве домов престарелых придерживаются такой политики, что вовсе не означает, что собеседования проводятся ими в действительности.
Ну и у нас завязался обычный треп о том, справляюсь ли я с работой, что думаю об этой самой работе, удается ли поладить с другими сотрудниками. Пока никаких жалоб на меня не поступало. Мисс Дрел даже похвалила меня за стремление поработать несколько лишних часов каждую смену. А я вынужден был признать, что начальница не так уж плоха, как мне поначалу показалось. Я ошибался и прежде, впрочем, не часто. Она все еще была в моем списке, только теперь спустилась на третье место.
— Да и пациентам вы вроде нравитесь…
— О, они все такие славные.
— Почему вы так много времени проводите на кухне, за разговорами с поварами?
— Разве это против правил?
— Нет. Просто… немного необычно.
— Что ж, если это вас беспокоит, прекращу. — У меня не было ни малейших намерений отказываться от общения с Розель, что бы там ни говорила мисс Дрел.
— Да нет, зачем же? Под матрацем у мистера Сперлока были найдены журналы «Плейбой». Откуда они взялись, случайно, не знаете?
— А вы мистера Спёрлока спрашивали?
— Да. И он ничего не сказал.
Молодец, Лайл!
— Понятия не имею, откуда они взялись. Это против правил?
— Мы отрицательно относимся к подобным грязным изданиям. Так вы уверены, что не имеете к этому никакого отношения?
— Лично я считаю, что, раз мистеру Спёрлоку, которому стукнуло восемьдесят четыре и который полностью оплачивает свое пребывание здесь, так уж хочется разглядывать «Плейбой», он имеет на это полное право. И лично я не вижу в этом никакого вреда.
— Вы просто не знаете мистера Спёрлока. Мы делаем все, чтобы он не перевозбуждался. В противном случае он может доставить массу неприятностей.
— Но ведь ему восемьдесят четыре!
— А откуда вам известно, что он оплачивает свое пребывание?
— Он сам мне говорил.
Мисс Дрел перелистала страницы моего досье, точно хотела найти там некую новую информацию. Затем закрыла папку и сказала:
— Так что пока у вас все хорошо, Гил. И мы вашей работой довольны. Можете идти.
Я отправился прямиком на кухню и рассказал Розель о том, что накануне ночью происходило в доме мисс Руби.
Через шесть недель пребывания в Клэнтоне я свои исследования завершил. Прочесал все отчеты и публикации, изучил сотни старых выпусков местной газеты, которые также хранились в архивах здания суда. Ни одного судебного иска против «Тихой гавани» не подавалось. В агентстве в Джексоне были зафиксированы лишь две незначительные жалобы — обе получили соответствующий отклик администрации.
Лишь два обитателя «Тихой гавани» представляли для меня вполне определенный интерес. Первому, Джессу Планкмору, принадлежало три сотни акров карликовой сосны вблизи Пиджеон-Айленда, в северо- восточной части округа Форд. Но сам мистер Планкмор об этом не знал. Он покинул дом престарелых несколько лет назад и к этому времени вполне мог скончаться. К тому же жена его умерла восемь лет назад, и завещание ее было заверено одним из местных юристов. Я дважды перечитывал эту копию. Все имущество, в том числе и недвижимое, отошло мистеру Планкмору, а в случае его смерти переходило их четверым детям. По всей видимости, у него имелся свой экземпляр завещания, хранившийся где-нибудь в банковском сейфе.
Еще одним владельцем крупной собственности был мой приятель Лайл Спёрлок. Видимо, он напрочь забыл о портфеле, где хранились бумаги на шестьсот сорок акров свободных от залога земель, что делало его в моих глазах самым перспективным клиентом, каких я только имел за долгие годы. Не будь Спёрлока, я бы уже начал готовить пути к отходу.
Другое исследование тоже закончилось успешно, но с материальной точки зрения интереса не представляло. Годилось разве что на сплетни. Выяснилось, что мисс Руби шестьдесят восемь лет, что она трижды разведенка (последний развод состоялся двадцать два года назад). Детей не имела, ничего криминального за ней не числилось, а дом ее оценен округом в пятьдесят две тысячи долларов. Двадцать лет, когда здесь размещался полноценный бордель, оценка была в два раза выше. В старом номере местной газеты я вычитал историю о том, как восемнадцать лет назад полиция совершила рейд на бордель и арестовала двух девушек и их клиентов. Один из них оказался членом законодательного собрания, но из другого округа. Последовали и другие публикации. Похотливый законотворец с позором ушел в отставку, а потом покончил с собой. Оскорбленные граждане подняли жуткий скандал, пришлось мисс Руби распрощаться с бизнесом.
Было у нее и движимое имущество, «кадиллак» 1972 года выпуска. Продление прав обошлось ей в прошлом году в восемьдесят девять долларов.
И вот в среду, в восемь утра, я, возвращаясь с работы, как раз размышлял над этим самым «кадиллаком».
— Доброе утро, Гил, — послышался знакомый насквозь прокуренный голос. — Не хочешь хлопнуть по маленькой? — Мисс Руби стояла на узеньком крыльце в невообразимом ансамбле из розовой пижамы, бледно-сиреневого халата и красных резиновых шлепанцев. На голове красовалась черная шляпа с широченными полями, способная защитить от дождя лучше, чем зонтик. Иными словами — в обычном своем прикиде.
Я взглянул на часы, улыбнулся и ответил:
— Само собой.
Она тут же скрылась в доме и вскоре появилась вновь с двумя высокими стаканами коктейля из виски с содовой. В липких от помады губах — сигарета «Мальборо», но она умудрялась болтать, не выпуская ее изо рта, и сигарета быстро подпрыгивала то вверх, то вниз.
— Как прошла ночь в доме престарелых, Гил?
— Как обычно. Хорошо спали?
