Жизнь ее тоже была нелегкой, но вела она себя с большим, чем миссис Кобб, достоинством, поэтому вызывала сочувствие и доверие. Одета она была скромно, но во все чистое и аккуратно выглаженное. В волосах ни следа краски, на которую так полагалась миссис Кобб, на лице никакой косметики. Плакала она тоже для себя, а не для публики.
— Где вы живете?
— Неподалеку от Лейк-Виллидж.
— Пит Уиллард был вашим сыном?
— Да, сэр.
— Когда вы в последний раз видели его живым?
— Я видела его в этом зале за несколько минут до того, как он был убит.
— Вы слышали выстрелы?
— Да, сэр.
— Где вы видели его последний раз?
— В фирме, занимавшейся похоронами.
— В каком он находился состоянии?
— Он был мертв. — Она утерла слезы бумажной салфеткой.
— Прошу меня извинить. Больше вопросов не имею. — Прокурор не сводил с Джейка взгляда.
— Перекрестный допрос? — Нуз с подозрением посмотрел на Джейка.
— Всего два вопроса. Миссис Уиллард, мое имя Джейк Брайгенс. — Он встал у пюпитра, не испытывая ни малейшего сочувствия к матери Пита Уилларда.
Она кивнула.
— Сколько лет было вашему сыну, когда он погиб?
— Двадцать семь.
Бакли сидел на самом кончике стула, в любой момент готовый вскочить. Нуз снял очки и подался вперед. Карл Ли опустил голову.
— За свои двадцать семь лет скольких детей успел он изнасиловать?
Бакли подпрыгнул:
— Протестую! Протестую! Протестую!
— Протест принят! Протест принят!
Эти крики напугали миссис Уиллард, она заплакала громче.
— Предупредите его, судья! Он должен быть предупрежден.
— Я снимаю свой вопрос. — Джейк вернулся на свое место.
Бакли заламывал руки.
— Но этого мало, судья! Вынесите ему предупреждение!
— В кабинет! — скомандовал Нуз.
Отпустив свидетеля, он объявил перерыв до часу дня.
Гарри Рекс сидел на балконе кабинета Джейка за столом с сандвичами и кувшином «Маргариты» и ждал. Джейк от коктейля отказался и пил только грейпфрутовый сок. Эллен налила себе небольшой бокал — только чтобы успокоить нервы, как она сказала. Обед уже третий день готовила Делл и лично доставляла его в офис. Спасибо кафе.
Поглощая сандвичи и расслабившись, все трое следили за процессией, безостановочно вышагивавшей вокруг здания суда. О чем говорилось в кабинете Нуза? Гарри Рекс требовал объяснений. Джейк отщипывал кусочки от пирожного. Он сказал, что предпочитает поговорить о чем-нибудь другом, не о суде.
— Что, черт побери, было в кабинете у Нуза?
— 'Кардиналы' выиграли три матча из четырех, Ро-арк. Ты слышала об этом?
— Я думала, что они выиграют все четыре.
— Что было у Нуза?!
— Тебе действительно хочется это знать?
— Да! Да!
— О'кей. Но сначала мне нужно сходить в туалет. Вернусь — расскажу. — Джейк вышел.
— Ро-арк, что случилось в кабинете судьи?
— Ничего особенного. Нуз набросился на Джейка, но без серьезного для него ущерба. Бакли требовал крови, и Джейк сказал, что она вот-вот брызнет, если лицо прокурора станет еще хоть чуточку краснее. Бакли вскочил и завопил, обвиняя Джейка в том, что он специально настраивает присяжных, провоцирует их, как он выразился. Джейк только улыбнулся и сказал: «Очень сожалею, губернатор». Всякий раз, когда он называл Бакли губернатором, тот оборачивался к Нузу и жаловался: «Он обзывает меня губернатором, судья, ну сделайте же что-нибудь!» А Нуз начинал увещевать: «Прошу вас, джентльмены, я хочу, чтобы вы вели себя как профессионалы». Тогда Джейк начинал благодарить его: «Спасибо, ваша честь». Потом проходило несколько минут, и Джейк снова называл Бакли губернатором.
— Для чего ему понадобилось заставлять тех женщин плакать?
— Это был блестящий шаг, Гарри Рекс. Он показал присяжным, Нузу, Бакли — всем, что это его зал, и он абсолютно никого не боится. Он пролил первую кровь. Он так завел Бакли, что тому теперь вовек не успокоиться. Присяжные были в шоке, но он растормошил их, он самым недвусмысленным образом дал им понять, что идет война. Блестящий шаг!
— Да, я и сам так подумал.
— Нам это не нанесло никакого вреда. Женщины действительно вызывали сочувствие, но Джейк напомнил присяжным, что их сыночки успели сделать до того, как были убиты.
— Подонки.
— Если у присяжных и остался какой-то неприятный осадок, они забудут о нем к тому моменту, когда показания начнет давать последний свидетель.
— Джейк держался молодцом, а?
— Он великолепен, просто великолепен. Лучшего адвоката его лет я еще не встречала.
— Дождись его заключительного слова. Мне пару раз приходилось слышать. Он в состоянии разбудить жалость даже в армейском сержанте.
Вернувшись на балкон, Джейк налил себе немного «Маргариты». Совсем немного, чтобы привести в порядок нервы.
Гарри Рекс пил без остановок.
Первым свидетелем обвинения после обеда был Оззи Уоллс. Бакли повесил на специальном кронштейне огромные, выполненные в цвете схемы первого и второго этажей здания суда, и они вдвоем с величайшей точностью проследили последние шаги Кобба и Уилларда.
Затем прокурор предъявил суду десять цветных снимков размером 16х24, на которых были запечатлены залитые кровью тела жертв, лежащие на ступенях лестницы. Снимки были очень натуралистичны. Джейку нередко приходилось видеть фотографии трупов, и, хотя ни одну из них он не мог рассматривать с удовольствием, некоторые были вовсе не так уж и плохи. В одном из его дел жертва была застрелена из охотничьего ружья прямо в сердце. Человек упал на крыльцо собственного дома и умер. Пуля затерялась в его крупном, мускулистом теле. А крови почти не было: небольшая дырочка в пиджаке и точно такая же в груди. Со стороны все выглядело так, будто мужчина заснул в кресле, а во сне скатился на ступеньки. Или просто перебрал спиртного, как Люсьен. В общем, в зрелище том не было ничего особенного, поэтому Бакли остался недоволен фотографом. Снимки даже не увеличили. Прокурор вынужден был передать в руки присяжных до отвращения чистые фотографии.
Однако другая, большая, часть снимков была отвратительной из-за своих подробностей: разбрызганная по полу и потолку кровь, оторванные и разбросанные по сторонам конечности. Подобные сцены прокурор обязательно приказывал увеличить, фотографии предъявлялись суду как бы в грохоте фанфар. Бакли размахивал фотографиями, как флагом, пока свидетели в подробностях описывали события, запечатленные на бумаге. В конце концов, когда присяжные уже не находили в себе сил бороться с любопытством, прокурор обращался к судье с просьбой ознакомить жюри с фактами, и судья всегда отвечал
